Вся толпа в полтораста человек ссыпалась к задней стене, как горох в кастрюле, если ее наклонить. Раздался общий крик, слившийся с последним заклинанием. Поскольку зрители стояли вплотную, никто не упал, и толпа просто притиснулась к стене, сжав последние ряды. Слышались стоны, ругательства. Стулья первого ряда вместе с сидевшими на них поэтессами и Серафимой, поехали по паркету назад. Но перед помостом было пустое пространство, куда повалились все, стоявшие там и у барной стойки – оба демиурга, их свита и Геннадий, дежуривший у двери. Они подкатились к стульям первого ряда – ив это время коробочка начала обратное движение, как гигантский корабль при килевой качке.
Теперь передняя часть кафе опускалась, а поднималась задняя. И в полном соответствии с законами гравитации толпа посыпалась вперед, сокрушила барную стойку и остановилась. На этот раз упали многие, послышались стоны, крики о помощи, все смешалось.
На самом деле, было не столь опасно, сколь неожиданно. Высота, на которую сместились края зала, была не больше метра, так что и угол наклона оказался небольшим. Происшествие, скорее, походило на аттракцион в парке развлечений, чем на катастрофу. Упавшие поспешно поднимались на ноги, отряхивались и устремлялись к двери, где возникла давка.
Качка прекратилась. Совершив одно колебание, зал остался в наклоненном положении величиною в несколько градусов.
Протиснувшиеся сквозь двери зрители могли убедиться, что такая же неприятность, по-видимому, произошла со всем домом, потому что длинный коридор минус третьего этажа представлял теперь наклонную плоскость, простирающуюся вниз от кафе под тем же самым углом, что и паркет зала.
Усилиями Геннадия и дружины паника была погашена, и поток зрителей достаточно быстро просочился в коридор, а оттуда бегом ринулся вниз к лифтам и лестницам, чтобы быстрее вырваться на улицу, пока дом не рухнул от очередного толчка.
Попавшие на улицу граждане смогли убедиться, что дом теперь и вправду напоминает корабль с задранным носом, словно взбегающий на очередную волну и готовый провалиться затем в бездну.
…Пирошников помог подняться Серафиме и детям, которые восприняли все как игру и были веселы. Как ни странно, была весела и Дина. Она сняла наконец свою полумаску и улыбнулась Пирошникову.
– А ведь неплохо все получилось, черт побери. Вы талант… Только вот дом придется ставить на место.
– Как-нибудь после, – сказал Пирошников.
Он чувствовал, что подвижек больше сегодня не будет. То же, но уже научно, определил и аспирант Браткевич, который подошел к Пирошникову с сияющими глазами.
– Вы бы видели, как вел себя прибор! Сиял всеми огнями, как елка! Буду расшифровывать и синхронизировать с записью звука. Спасибо!
Пирошников с Серафимой вернулись к себе и первым делом успокоили котенка, изрядно перепуганного подвижкой. Затем они переориентировали спальные места, чтобы ночью не скатиться на пол. Теперь лежа можно было представить себе, что отдыхаешь в наклонном шезлонге. Заодно кушетку придвинули вплотную к дивану.
Уже засыпая в этом странном сооружении, Пирошников наклонился к уху Серафимы и прошептал:
– Ну скажи, чего ты во мне нашла?
– Вы прикольный, – сонно пробормотала Серафима.
Домочадцам понадобились сутки на то, чтобы осмыслить перемены, произошедшие с домом, и еще один день, чтобы принять какие-то меры.
Меры эти были разнообразны у разных организаций и граждан, но в одном домочадцы были единодушны: надо было срочно решать проблему легендарного демиурга, свалившегося на жильцов, как снег на голову.
Уже в те вечерние часы, когда все домочадцы, за редкими исключениями, едва оправившись от потрясения, толпились рядом с домом и наблюдали за его поведением, стали звучать классические российские вопросы: кто виноват? и что делать?
Виновник был очевиден. Связь между подвижками и появлением на минус третьем этаже салона поэзии, мифическое прошлое хозяина магазина и, наконец, сеанс силлаботонических практик однозначно указывали на Пирошникова. Деметру исключили сразу. Жила она здесь давно, и ее ворожба никак не отражалась на поведении дома.
Столь же очевиден был и вывод. Чтобы излечить недуг, надо было ликвидировать причину. Наиболее горячие домочадцы предлагали сделать это чисто физически, но, скорее, это было сказано сгоряча, для красного словца. Стихийное обсуждение продолжалось всю ночь – сначала на улице, а потом, когда домочадцы вернулись домой, уже на коммунальных кухнях за чашкой чая и рюмкой водки, поскольку после такого потрясения выпить было не грех.
Надо отдать домочадцам должное: Пирошникова не удавили и не повесили тою же ночью. Человеколюбие одержало верх.
Однако гуманизм гуманизмом, но когда видишь стакан на столе с противоестественно наклоненной поверхностью жидкости, хочется сразу же навести порядок.
Впрочем, наиболее догадливые призывали не убивать Пирошникова еще и потому, что выправить положение больше будет некому. Каким образом он станет это делать, оставалось пока неясным.
В преднамеренности злодеяний заподозрить виновника было трудно – зачем ему было тогда поселяться здесь, открывать салон, проводить поэтические чтения с опасностью, что это может накрыться медным тазом в любую минуту? А если он не мог по желанию творить зло, как же ему теперь по приказу творить добро?
Нет, не злонамеренность Пирошникова, а попросту его присутствие создавало опасность. А с присутствием можно было справиться просто – удалить, как больной зуб.
Это мнение окрепло уже на следующий день, и главный юрист минусового этажа, следователь прокуратуры Данилюк взялся разработать приемлемый способ.
Обращаться в суд было бессмысленно. Выселить на основании того, что качается дом? Не делайте из суда посмешище! Изолировать от общества по причине опасности для окружающих? Но где доказательства?
И тогда юрист Данилюк предложил самосуд. Нет, он не произнес этого мрачного слова. Но, собрав десяток крепких мужиков, отцов семейств, Иван Тарасович сказал им так:
– Ну шо, хлопци? Будемо бастрюка рухаты!
– Что такое, Иван Тарасович?
– Подвинем трохи.
Операцию подготовили и провели блестяще. Дня через три после поэтических чтений, воспользовавшись отсутствием Пирошникова, который отправился на книжную ярмарку, к Софье Михайловне в салон явились домочадцы во главе с Данилюком и зачитали постановление Подземной Рады – так Данилюк окрестил свой законодательный орган. А там было сказано, что магазин-салон «Гелиос» и его директор Пирошников В. Н. подлежат немедленному выселению с минус третьего этажа.
