Около минуты Новинья стояла и молча смотрела на епископа. Не вызывающе, вежливо и с достоинством. И он ответил ей тем же, спокойно предложив садиться. Дом Кристано начал подниматься из своего кресла, Новинья покачала головой, улыбнулась и опустилась на табурет у стены. Рядом с Эндером. Эла подошла и встала рядом с матерью — сбоку и сзади, так, чтобы стоять отчасти за спиной Эндера. «Как дочь между отцом и матерью», — подумал Эндер и тут же выбросил эту мысль из головы. Нет времени. Сейчас нужно решать проблему поважнее.
— Я вижу, — сказал епископ, — что вы надумали сделать наше собрание предельно интересным и волнующим.
— Об этом позаботился Конгресс, — отозвалась Дона Кристан.
— Ваш сын обвиняется, — начал епископ, — в преступлениях…
— Я знаю, в чем он обвиняется, — ответила Новинья. — Я ни о чем не подозревала до сегодняшнего дня — мне рассказала Эла, но я даже не удивлена. Моя дочь Эланора тоже неоднократно нарушала законы цеха, отказываясь выполнять прямые приказы своего наставника. У обоих ребят совесть стоит на первом месте, а законы и правила — на втором. Это недостаток, если ваша цель — только поддержание порядка, но если вы стремитесь учиться и расти, это большое достоинство.
— Мы не собираемся судить вашего сына, — сказал Дом Кристано.
— Я попросил вас всех прийти сюда, — вмешался Эндер, — потому что нужно принять решение. Нужно выбирать: будем мы подчиняться Звездному Конгрессу или нет.
— У нас нет выбора, — ответил епископ Перегрино.
— Вариантов много, — покачал головой Эндер. — И множество причин для того или иного решения. Между прочим, один раз вы уже сделали такой выбор: когда обнаружили, что ваши файлы могут погибнуть, то решили спасти их, доверив чужаку. Вы не ошиблись, я верну ваши записи, как только вы меня об этом попросите. Не читая.
— Спасибо, — улыбнулась Дона Кристан. — Но мы сделали это до того, как узнали, насколько серьезно обвинение.
— Они собирались вывезти нас, — сказал Дом Кристано.
— Они управляют всем, — мрачно фыркнул епископ.
— Я это все ему уже говорила, — кивнула мэр.
— Они не управляют всем. Они управляют только вами. По анзиблю. И то исключительно потому, что вы подчиняетесь.
— Мы не можем взорвать анзибль! — возмутился епископ. — Это наша единственная связь с Ватиканом.
— Я не предлагаю вам взрывать анзибль. Я только хочу рассказать вам, что могу сделать. И говоря об этом, доверяюсь вам, как вы доверились мне. Потому что если вы проболтаетесь, это, возможно, будет стоить жизни мне и еще одному человеку, которого я очень люблю.
Он обвел присутствующих взглядом, и все кивнули, соглашаясь.
— У меня есть друг, который фактически контролирует всю сеть анзиблей на Ста Мирах и делает это совершенно незаметно. Я единственный человек, который знает о ее возможностях. По моей просьбе она может сделать так, что все фрамлинги решат, что мы отключили или взорвали анзибль. А мы будем иметь возможность посылать сообщения… ну, хотя бы в Ватикан или в штаб-квартиру вашего ордена. Мы сможем читать их записи, перехватывать сообщения. Короче говоря, мы сохраним глаза, а вот они полностью ослепнут.
— Отключить анзибль или хотя бы сделать вид, что отключаешь, — это восстание. Это война. — Босквинья произнесла эти слова так резко, как только могла, но Эндер не сомневался: идея ей очень понравилась, пусть даже госпожа мэр сопротивлялась изо всех сил. — И скажу я вот что: если мы окажемся достаточно сумасшедшими, чтобы проголосовать за войну, то, что предлагает Голос, даст нам огромное преимущество. Создаст перевес. А мы будем нуждаться в нем, если, конечно, спятим и решим восстать.
— Восстание ничего не даст нам, — поднял голову епископ Перегрино, — мы можем потерять все. Мне очень больно, это страшная трагедия — отсылать Миро и Кванду на другой мир для суда. Особенно потому, что они так молоды. Но суд, без сомнения, учтет это и проявит к ним милосердие. Если мы подчинимся Комитету, мы спасем членов нашей общины от многих бед.
— Значит, эвакуацию, необходимость покинуть Лузитанию вы не считаете бедой? — спросил Эндер.
— Считаю. Огромной бедой. Но закон был нарушен, и теперь надо платить.
— А что, если закон основан на недоразумении, а наказание совершенно несоизмеримо с грехом?
— Мы не можем судить об этом, — возразил епископ.
— Но судить придется. Если мы подчинимся приказу Конгресса, то тем самым признаем, что закон хорош, а наказание справедливо. Вполне возможно, что под конец нашей встречи мы сойдемся именно на этом. Но прежде чем вы примете решение, вам надо еще многое узнать. И только Эла и Новинья могут рассказать вам. Вы не должны, не можете выбирать дорогу, не зная всего.
— Я всегда рад узнать что-то полезное, — улыбнулся епископ Перегрино. — Но право решать все же принадлежит присутствующей здесь Босквинье.
— Кому бы ни принадлежало право, решать вы будете вместе, гражданские, религиозные и интеллектуальные власти Лузитании. Если хоть кто-нибудь из вас откажется от восстания, оно станет невозможным. Без поддержки Церкви Босквинья не может управлять. Без поддержки гражданских властей Церковь становится беспомощной.
— А у нас нет власти, — сказал Дом Кристано. — Только мнение.
— И каждый ребенок и взрослый на Лузитании обращается к вам за мудрым советом.
— Вы забыли четвертую силу, — сощурился епископ Перегрино. — Себя.
— Я фрамлинг.
— Весьма необычный, — протянул епископ. — За четыре дня пребывания здесь вы уже покорили души обитателей колонии. Я боялся этого и предсказывал это. Теперь вы пытаетесь втянуть нас в восстание, которое может стоить нам всего. Вы опасны, как сам Сатана. И все же вы сидите здесь и готовы подчиниться нашему решению, нашей власти, как будто не можете в любую минуту сесть в челнок и покинуть планету, улететь на Трондхейм с двумя нашими юными преступниками на борту.
— Я готов подчиниться вам, — отозвался Эндер, — потому что не желаю оставаться фрамлингом. Я хочу быть гражданином, членом общины, учеником.
— Как Голос Тех, Кого Нет? — спросил епископ.
— Как Эндрю Виггин. У меня есть и другая профессия, и она может оказаться очень нужной. Особенно если мы восстанем. И еще у меня есть работа, которую я не смогу завершить, если людям придется покинуть Лузитанию.
— Мы не сомневаемся в вашей искренности, — сказал епископ. — Но вы должны простить нам некоторую подозрительность в отношении человека, который появился здесь так… недавно.
Эндер кивнул. Епископ не мог сказать большего, пока не услышит больше.
— Позвольте мне сначала рассказать вам, что я знаю. Сегодня, после полудня, я отправился в лес вместе с Миро и Квандой.
— Вы? Вы тоже нарушили закон?! — Епископ чуть не вылетел из кресла.
Босквинья потянулась к нему, быстро заговорила, пытаясь потушить его гнев.
— Они влезли в наши файлы задолго до полудня. Нет, постановление Конгресса никак не может быть связано с этим нарушением.
— Я нарушил закон, — сказал Эндер, — потому что свинксы попросили меня об этом. Они просто требовали свидания со мной. Они видели, как садился челнок. Они знали, что я здесь. И — не знаю уж, на счастье или на беду, — они читали «Королеву Улья» и «Гегемона».
— Они дали свинксам эти книги. — Епископ побагровел.
— Они также принесли свинксам Новый Завет, — добавил Эндер. — Но вас, конечно, не удивит, что свинксы нашли много общего между Королевой Улья и своим народом. И позвольте мне передать вам то, что свинксы сказали мне. Они буквально умоляли меня убедить Сто Миров покончить с законами, приковывающими их к Лузитании, к изоляции. Видите ли, свинксы думают об ограде совсем не то, что мы. Мы считаем ее лучшим способом охранить их культуру от нашего вмешательства, защитить их. А они убеждены, что вот так мы пытаемся помешать им узнать все восхитительные секреты, которыми владеем. Им снятся наши корабли, летящие от звезды к звезде, засевающие Вселенную. И через пять или десять тысяч лет, когда они сами доберутся до того, в чем мы им отказываем, и выйдут в космос, они увидят, что все занято. Что для них нет места. Для них наша ограда — форма ксеноцида. Мы держим их на Лузитании, словно животных в зоопарке, а сами тем временем покоряем Вселенную.
— Это чушь, — возмутился Дом Кристано. — Это вовсе не входит в наши намерения!
— Неужели? — ядовито поинтересовался Эндер. — Так почему мы стремимся полностью оградить их от всякого влияния нашей культуры? Это делается вовсе не в интересах науки. Наоборот, мешает ксенологам. Вспомните, пожалуйста, мы открыли анзибль, привод для звездных кораблей, научились частично контролировать гравитацию и сконструировали оружие, которым уничтожили жукеров в результате прямого контакта с ними. Мы взяли большую часть технологий из их багажа — из того, что они оставили, отступая, после первого рейда в Солнечную систему, к Земле. Мы использовали их машины, даже не понимая, как они работают. Кое-что, например филотический эффект, до сих пор выше нашего понимания. Мы вышли в космос именно потому, что на нас влияла цивилизация, превосходящая нас во всем. И за несколько поколений мы освоили их машины, превзошли жукеров и уничтожили их. Вот отсюда и ограда — мы боимся, что свинксы поступят с нами так же. И они понимают, что это значит. Они понимают и ненавидят.
