— Они живы, не беспокойся. Но больше ты их не увидишь. Во всяком случае, я надеюсь на то, что в ближайшее время они на твоем горизонте не появятся.
Этот странный ответ озадачил Мак-Гроу и поразил Алину. У нее задрожали губы, она молча вышла, и ни Эдик, ни Дарби не поняли, почему она так отреагировала на исчезновение случайных знакомых. Они не могли знать, что, исцелив Олега, Алина теперь испытывала что-то странное: одновременно и влюбленность, и в то же время какое-то материнское чувство — ведь она словно родила Олега, дала ему жизнь.
Закончив эту странную операцию по переброске сокровищ, Эдик встретился с Извицким. Надо сказать, что все эти дни Царь действовал с необычайной энергией. Мак-Гроу с удивлением увидел, что Власов умеет быть и волевым, и решительным и что его первое впечатление о некоей инфантильности Царя было несколько ошибочным. Беседа Власова с режиссером была недолгой, но довольно драматичной.
— Вы помните наш разговор, Михаил Ефимович?
— Да, конечно.
— Настало время намекнуть Алине, что ей нужно уйти. Извицкий молчал. Только слезы навернулись ему на глаза.
— Вы меня слышите?
— Слышу, — сказал тот. — Только на меня не рассчитывайте.
— Почему же? — с расстановкой спросил Эдик. — Вы же обещали.
— Она актриса милостию Божией, — глухо сказал Извицкий. — Я не умею гасить Божью искру, это худшее, на мой взгляд, из преступлений.
Эдик вдруг горько усмехнулся и сел на стул, провел ладонью по лицу.
— Слова, слова, — сказал он. — Вы хоть знаете, что несколько дней назад она была при смерти?
— Что?! Нет, я не знал об этом… Но почему?
— Она решила вылечить одного парня и сама чуть не умерла. Милость Божья — это хорошо, Михаил Ефимович, но это чушь. Просто человек отдает другим жизненную энергию. Почему гении уходят рано? Потому что отдают ее другим, толпе. А я люблю Алину, Михаил Ефимович, я хочу сберечь ее. И плевать мне на толпу и ее жажду зрелищ — этому вы служите, но не я.
Извицкий хотел было сказать, что Эдик не в меньшей степени, а даже в большей служит тому же, но сказал совсем другое.
— Вы задушите ее своей любовью! — запальчиво произнес он, с тоской поняв вдруг, что проиграет этот спор.
— Бросьте. Хотите, чтобы она таяла на ваших глазах? В угоду толпе? Этим только дай палец… Послушайте меня, Извицкий, она или умрет на сцене от того, что не рассчитает свои силы, или ее убьет какой-нибудь фанатик-поклонник. Я уже говорил с телохранителем, он не знает, как этого можно избежать. Только вот ситуация такая, Михаил Ефимович, что вы сами должны ей сказать, намекнуть, что не хотите с ней работать и партнеры не хотят. Меня она не послушает.
Извицкий гордо вскинул голову, но Эдик не дал ему слова сказать.
— Ну что, мне убить тебя? Или на колени встать? — вдруг крикнул он, привстав, но тут же сник, сел снова, и какая-то усталость появилась на его лице. — Могу и то, и другое, выбирайте.
— Не надо. Хорошо, я скажу ей. — Извицкий понял, что он оказался между двух зол, и ему показалось, что он выбрал меньшее. Может быть, так оно и было. — Только по телефону, — вдруг торопливо добавил он.
* * *
Когда они отъехали от театра, Эдик развернул газету, которую дал ему Сергей. Это был еженедельник «Экспресс-Инфо» со статьей Мацевича «Минздрав предупреждает…», в которой тот привычно игривым тоном рассказывал о спектакле, о том, что на зрителей вновь оказывается «несанкционированное психическое воздействие», что, правда, есть надежда, что «ее величество скоро исчерпает свой творческий заряд и займется царскими делами».
— Подожди, Дарби, — сказал Эдик с недоброй усмешкой, свернув газету и прочитав адрес на последней странице, — давай заедем в эту редакцию, познакомимся с этим ублюдком поближе.
Он знал, где это, и объяснил Дарби. Когда они подъехали к зданию, Эдик быстро вышел из машины и, не дожидаясь Мак-Гроу, прошел в фойе. Охранник хотел было остановить его, но, увидев эфэла, понял, с кем имеет дело, и не сказал ни слова. Эдик быстро шагал по коридору, Дарби едва поспевал за ним. Они вошли в приемную, где сидела сексапильная секретарша. Она не успела ничего сказать, — Эдик, не обратив на нее никакого внимания, вошел в кабинет редактора, за ним Дарби.
— Вы редактор? — спросил Эдик у сидевшего в торце длинного стола солидного гражданина.
— Ну допустим, — сказал тот. — А, собственно…
По краям стола сидели еще человек пять и изумленно взирали на вошедших. — Мне нужен ваш журналист, Мацевич, — сказал Эдик.
— Простите, вы — Власов? — Да.
— Хорошо, сейчас я его вызову. Остальные могут остаться?
— Да, продолжайте.
Миша Мацевич, к своему несчастью, оказался в редакции и набирал на компьютере очередной опус. Войдя в кабинет редактора, он почувствовал, как затряслись коленки. Власова в компании с эфэлом он уже видел и знал, чем это чревато. Но Эдик, казалось, был расположен к шутливому тону.
— Это вы Мацевич?
— Да.
— Ваша статейка? — Эдик тряхнул еженедельником.
— Моя, если вы о…
— Да-да, об этом. Вы садитесь, а то вам теперь долго не придется присесть.
Миша сглотнул слюну и опустился на стул.
— Вы, наверно, хорошо знаете московские традиции? — спросил Эдик, улыбаясь.
— Ну… — криво усмехнулся Мацевич. — Смотря какие.
— Раньше, когда в Москве намечалось что-то торжественное, — доверительно начал Эдик, — менты собирали всю шушеру и выкидывали на сто первый километр. Помните такое?
— Да… было, — сказал Миша, еще не понимая, к чему он клонит.
— У вас карта области есть? — спросил Эдик редактора.
— Да, вот здесь, — показал тот на стену, где висела двухкилометровка.
— А, ну это мелкая, а вот эта пойдет. — Эдик подошел к карте России. — Дайте линейку. Так, в одном сантиметре двадцать километров. Пять сантиметров. — Он небрежно приложил линейку к карте над головами изумленных журналистов. — Ну, возьмем с запасом. Так, Малоярославец. То, что надо. Так вот, Михаил Мацевич, — сказал Эдик, вернувшись к столу и швырнув линейку редактору, — в связи с визитом в Россию Царя и Царицы Мира такую шушеру, как вы, выселяем в Малоярославец. Только вас не повезут в «черном воронке», это слишком. Вы пойдете своим ходом. А чтобы не заблудились и не повернули назад, вас будет сопровождать маленькая такая штучка. — Эдик показал на эф-эла. — Я ему задам направление. Если вы пойдете не туда, он ударит вас электрическим разрядом. Так что не теряйте направления. И не вздумайте сесть в машину или на электричку — вот этого не надо. Шибанет так, что мало не покажется. Ясно?
— Вы ш-шутите? — сказал Мацевич.
