Чарли сел, глубоко вздохнул и сказал:
— Протестовать, полагаю, смысла нет?
— Никакого. Гетман Иммерман сказал, что тебя надо убрать подальше от Манхэттена.
— И когда же?
— Завтра в ночь. Воскресный агент обо всем позаботится.
«А где гарантия, что меня раскаменят? — подумал Ом. — Логичнее просто исключить меня из числа живущих, упрятать туда, где никто не найдет».
Мадж достал из сумки мини-кассету и протянул ее Ому:
— Вот тут наметки твоей новой персоны, основные факты и общий фон.
— Уже?
— В совете на этом собаку съели. У них там, наверно, большой запас. Внесут пару поправок, и готово. Выучи все это сегодня, а потом сотри. Тебе дадут другую пленку, когда придет время.
«А придет ли оно, — подумал Ом. — Или я просто чересчур подозрителен?»
Ему надо было выпить, но он себе не позволял.
У самой двери Мадж оглянулся и сказал, вместо прощания и пожелания удачи:
— Ну и хлопот с тобой было. Надеюсь, хоть в Анджелесе будешь вести себя как надо.
— Я тоже тебя люблю, — со смехом ответил Ом.
Мадж еще сильнее нахмурился и закрыл за собой дверь.
Ом включил полоску-монитор, желая удостовериться, что Мадж не болтается на площадке или около дома. Потом улегся в постель, прикрепил к вискам электроды, включил волновой усыпитель и погрузился в искусственный сон без сновидений. В 9.30 вечера его подняла полоска-будильник.
— Я должен это сделать, — пробормотал он. — Может, и не следовало бы, но я должен.
Громкие голоса перешли теперь на шепот — возможно, потому, что «другие» обрели надежду, что не умрут. Усмирение этой части внутренней сумятицы позволило Ому сосредоточиться. Сидя за столом с чашкой кофе перед собой, он отдавал команды полоске. На экране сменяли друг друга планы Башни Эволюции, ее подземных этажей и прилегающих к ней участков. В 10.15 Ом приказал стереть все свидетельства того, что он смотрел эти планы. Он не знал, будет эта команда выполнена или нет Возможно, Строительно-эксплуатационный Департамент заложил в файл команду ничего не стирать. Хотя зачем Департамент стал бы это делать? Но даже если такая команда есть, шансы на то, что кто-то обнаружит запрос Ома и потребует сведения об авторе запроса, были невелики.
Ом вышел из квартиры в 10.17 и двинулся по улице, стараясь по возможности держаться под деревьями. Было ясно и все еще жарко, но не так, как днем. Движения на улицах почти не было, хотя на тротуарах толпился народ. Люди расходились по домам из эмпаториев, кегельбанов и таверн. Минут через пятнадцать почти никого не останется. Это сделает Ома заметнее, но тут уж ничего не поделаешь. Боязнь последствий и отчаянная решимость плохо совмещаются.
Ом свернул на Западную Четырнадцатую улицу и дошел до северо-западного угла Башни Эволюции. Здесь, как и каждую ночь, на тротуаре светился овальный люк. Ом заглянул в него и увидел двух мужчин в синих кильтах и рубашках — униформе субботнего Корпуса Перевозки и Доставки. Ом нажал кнопку ВВЕРХ, вызывая цилиндрический подъемник. Когда платформа пришла в движение, рабочие подняли глаза. Ом кивнул им, встал на поднявшуюся до тротуара платформу и нажал кнопку ВНИЗ. Опустившись на двадцать футов, подъемник остановился. Ом сошел и сказал:
— Как дела?
Двое переглянулись, и один ответил:
— Отлично. А что?
Ом тронул пальцем свой диск, будто предъявляя полномочия.
— Надо проверить один груз. Ничего нелегального, просто ошибка.
Это было первое препятствие, самое серьезное из тех, что его ожидали. Если рабочие потребуют, чтобы он показал удостоверение, придется выдумывать какую-то историю. Рабочим, однако, было все равно, и авторитетный вид Ома их убедил.
Он углубился в туннель, и вскоре они потеряли его из виду. Под решетчатым помостом, по которому он шел, в ярко освещенном пространстве двигались конвейеры и подъемники с каменированными и некаменированными товарами. Это была часть огромной подземной системы, доставлявшей товары и продукты по компьютерным маршрутам из грузовых портов Здания Тринадцати Принципов. Отдельные конвейеры и подъемники работали почти бесшумно, но вместе они создавали негромкий рокот, похожий на шум отдаленного речного порога.
Ом съехал на лифте, предназначенном для персонала, на три этажа вниз Там он прошел по узкой галерее до подъемной станции, выбрал лифт номер три и быстро поднялся прямо к экспозиции № 147 — «Вымершие типы гомо сапиенс». Пройдя по короткому, но широкому и высокому коридору, он остановился у двери. Следующий острый момент наступит, когда он войдет в эту дверь. В Башне было полно полосок-мониторов, и все они работали в часы посещений. Есть ли вероятность, что они и сейчас включены? Вандализм и кражи были такой редкостью, особенно в общественных зданиях, что, по мнению Ома, в мониторах и в наблюдающем за ними персонале необходимости не существовало. Однако в квартире Иммермана может кто-то сидеть и смотреть на полоски, показывающие экспонаты. Например, Мадж.
Ом сделал глубокий вдох и толкнул дверь. Войдя, он оказался позади сцены, изображающей французский двор. Во всей огромной башне царила тишина, посетители давно разошлись, винтовой эскалатор остановился, информационные табло погасли, звери-роботы затихли. Рабочие, которые, как опасался Ом, могли заниматься ремонтом или перестановкой, отсутствовали. А если они и работали где-то, он их не слышал. Поблизости определенно не было ни души.
Ом прошел мимо восседающих на троне под балдахином фигур короля и королевы и углубился в толпу придворных — кавалеров в пышных нарядах и напудренных париках и дам в шелку, бархате, фижмах, с высоко взбитыми прическами. Выглядели они очень реалистично. У молодой женщины в улыбке недоставало четырех зубов, остальные все почернели. У одного из мужчин лицо было изрыто оспой. Веер, которым прикрывалась другая дама, позволял все же рассмотреть ее провалившийся от сифилиса нос. Для полного реализма, однако, недоставало запаха немытых тел, заглушаемого духами, насекомых, обитающих в париках, и следов мочи на туфлях после отправления нужд в закоулках дворца.
Ом заметил еще одну деталь, которая в другое время вызвала бы у него смех. Несмотря на все исторические изыскания, дизайнер упустил из виду, что жители семнадцатого века были гораздо ниже ростом, чем люди Новой Эры. Каждая из этих фигур была бы на несколько голов выше всего двора настоящего Людовика XIII.
В самой гуще придворных Ом остановился. Безгласная и недвижная женщина в алом с желтым платье и золотистом парике смотрела на него большими карими глазами. Лицо ее было густо напудрено и нарумянено.
