Паркида пылала под нашими десантными кораблями. Зловещие багровые ленты, как змеи, переплетались с оранжевыми и желтыми полотнищами. Все это пестроцветье шло волнами, то и дело озаряясь сеткой ослепительно белых прожилок.
— Внимание, говорит Тор. Эскадрилья, доклад.
Мы доложились Бабакулову в том духе, что взлетели нормально.
— Хорошо. У кого не считался боевой приказ с автопилота?
— У всех считался.
— Хочу напомнить новичкам, что в таких условиях связи может не быть. Это нормально. При отказе автопилота держитесь своего ведущего. При неполадках или боевых повреждениях — возвращайтесь на «Дзуйхо».
Из-за сполохов «Сияния» самое важное я увидел не сразу, а лишь достигнув средних слоев атмосферы.
На космодром Керсасп-Центральный заходили все пять «больших гансов» в окружении воистину царской свиты. Их охраняли два полка тяжелых истребителей. Один полк — те самые асы из «Лёвехерца», другой — наши гвардейцы с «Ушакова».
Помимо тяжелых «Хагенов», в сопровождении стояли и «Орланы», занимавшие нижний эшелон. Но сильнее всего впечатляли мониторы, в том числе «Пинск» и «Измаил», которые снижались чуть в стороне от транспортов. Вот о таком я не слыхал… Чтобы боевые звездолеты, предназначенные для поддержки десанта артиллерийским огнем с орбиты, были введены в атмосферу!
Мониторы наводили орудия главного калибра на некие им одним ведомые, особо защищенные цели и обрушивали на них могучие 510-мм снаряды. По противоположному борту мониторов вспыхивали факелы реактивных откатников.
Но клоны еще огрызались.
То, что я принял за очередную вспышку реактивного откатника монитора «Пинск», оказалось разрывом зенитной ракеты. Еще одна ракета на моих глазах поразила немецкий транспорт «Австразия».
Казалось, для степенно снижающегося гиганта это был комариный укус… Но он вдруг начал проваливаться вниз все быстрее и быстрее, что заставляло заподозрить самое страшное: падение мощности на гравитационном эмуляторе.
Дальнейшего развития событий я не видел.
Мы вышли в назначенный квадрат. И очень вовремя вышли. Клоны лихорадочно перебрасывали подкрепления в сердце «Крепости Керсасп» для ликвидации нашего первого эшелона десанта на Х-крейсерах.
По дороге на полной скорости мчалась клонская колонна: боевые разведывательные машины десанта и некие невоенного вида грузовики, похожие на огромные шестиколесные батоны.
Мины, которыми были снаряжены контейнеры КДМК-8 наших «Дюрандалей», являются двухрежимными. Если мина не обнаруживает цели, она просто падает на землю. В подходящий грунт мина может самозакопаться. В противном случае — останется лежать на поверхности. Конечно, не заметить ее в этом случае может только слепец, но плотное минное поле все равно выполнит свою главную задачу: остановит колонну противника хотя бы на полчаса. А в современном бою победы может стоить задержка подкрепления и на десять минут.
Если же мина сразу замечает под собой цель, то она принимает оптимальную ориентацию и взрывается прямо в полете. Чего ей ждать-то? При взрыве мина формирует поток осколков, а главное — кумулятивное ядро. Для бронемашины этого обычно вполне хватает, о грузовиках и говорить не приходится.
Так что клонской колонне крупно не повезло.
Когда наши кассеты раскрылись, несколько машин были поражены сразу, в движении. Другим пришлось остановиться — кругом лежали мины.
Закрепляя успех, мы открыли огонь из лазерных пушек.
При этом, что занятно, никто из новичков ни разу не попал. Мистика! Ведь все мы были поставлены в равные условия: отмечали цель маркером и выдавали парсеру разрешение на открытие стрельбы. Не вручную же мы с Цапко и Бабакуловым целились!
Кроме нас, над Паркидой работали сотни других флуггеров.
Наносили бомбовые, ракетные и штурмовые удары. Выливали тонны «зажигательной росы». Выставляли минные заграждения. Все это — ради одной цели: полностью изолировать район космодрома Керсасп-Центральный. Любые переброски вражеских войск должны быть парализованы! Контратаки — пресечены в зародыше! Танки — смешаны с землей!
— Здесь Кедр, слушать Тор-100. Сейчас над вами прошел контролер. Результаты удара вижу, доволен. На доработку вышлем штурмовики. Прошу вас вернуться на космодром Хордад.
— Кедр, здесь Тор. У нас назначен борт возврата «Дзуйхо».
— В курсе. Повторяю приказ: совершить посадку на Хордад.
— Есть Хордад.
Тут-то в нас и влепили. Это была искусно замаскированная батарея под командованием невероятно терпеливого ветерана. Клонские ракетчики крепились изо всех сил, желая бить только наверняка. И когда по работе бабакуловского радиопередатчика они удостоверились, что мы находимся совсем близко, они сработали мгновенно.
Включение поискового радара. Сразу вслед за ним — стрельбового. И сразу, понимая, что ждать нечего и надеяться не на что, — ракетные пуски один за другим, на пределе практической скорострельности комплексов.
Они стреляли практически в упор, с восьми километров.
У меня в кабине запиликало и затрещало все сразу.
Предупреждение об облучении. Сообщение о пусках. Автомат отстрела ловушек. И, на закуску, поступило любезное предложение парсера выполнить каскад противоракетных маневров.
Я немедленно согласился.
Равно как и все пилоты эскадрильи, кроме одного, замешкавшегося.
Этого Безносая сцапала первым.
Цапко крикнул: «Катапульта, баран!» — но без толку. Истребитель просто развалился на куски.
От первого залпа я ушел.
И от второго ушел, чудом.
Ракеты, ловко корректируя курсы в погоне за нашими штопорящими машинами, выписывали в воздухе дымчатые вензеля.
От третьего залпа — не ушел.
Один из таких вензелей оборвался взрывом по левому борту. Град убойных элементов разворотил носовые аэродинамические плоскости, группу маневровых дюз, изрешетил пилотскую кабину.
Меня спасло великолепное бронирование скафандра «Гранит-2». Иначе я был бы убит на месте.
Но и так у меня оставались все шансы лечь в местный песочек. А не хотелось.
Связь на передачу не работала. В кабине ревел смерч. Где-то за спиной занимался пожар.
В придачу ко всему вышла из строя система аэродинамической компенсации. Истребитель так раскачало по тангажу, что под угрозой неуправляемого штопора пришлось сразу же выключить защитное поле.
— Тор-100, Тор-100, батарею засекли. Нацеливаю ближайшую ударную группу. Доложите обстановку.
— Здесь… Тор… — из горла Бабакулова вырывалось страшное клокотание. — Прощай, Жагров.
— Говорит Ястреб-4, — это отозвался один из наших молодых. — Ушел на предельно малую. Разрешите атаковать батарею.
— Доложи, что с остальными.
— Не вижу… Нет, один есть! Горит, идет к земле!.
— Спокойно. Если силовая и планер целы, уходи оттуда на Хордад. Если имеешь повреждения — попробуй дотянуть до Керсаспа-Центрального. Летное поле под обстрелом, но сесть сможешь. Либо катапультируешься.
— Хорошо… Хорошо… Я попробую.
— Не «попробую», а «так точно».
— Хоро… Так точно!.. Извините.
Но где же остальные?! Где Цапко? Где молодежь?
Покончив с воспитанием Ястреба-4, Жагров принялся за всех нас, бесследно исчезнувших из эфира:
— Тор-100, отзовитесь! Лепаж, Барбус, Ястреб-2, Ястреб-3, Ястреб-5, доклад!
Эскадрилья погибла? Так просто?
— Лепаж, доклад! Лепаж, Барбус, немедленно отзовитесь! — надрывался Жагров.
Катапультироваться не получилось.
Полсотни километров до Керсаспа-Центрального дались мне тяжелее, чем вся война и весь Глагол.
«Дюрандаль» горел, как факел. Я считал секунды до того момента, когда изволят взорваться баллоны с воздухом.
Или что-нибудь еще.
Когда машина уже катилась по полосе, взрыв все-таки прогремел.
Остаток посадочного пробега я проделал в закрутившемся огненным волчком обломке носовой части.
Я лежал на боку, вокруг меня плясали языки огня, в единственном уцелевшем встроенном патроне заканчивался воздух. Температура внутри скафандра приближалась к шестидесяти градусам.
Двигаться я практически не мог, потому что сервоприводы «Гранита» все-таки не выдержали последнего испытания. К тому же я был прикован фиксаторами к искореженному пилотскому креслу.
Меня залили пиродепрессантом и вырвали из раскаленной носовой части вместе с креслом при помощи танка.
Спасибо ребятам из 4-й Новогеоргиевской танковой дивизии, век их помнить буду.
Уложили на землю, выковыряли из дымящегося скафандра.
— Ну, парень, ты даешь… Не родись красивым, а родись счастливым, — сказал, мне танкист, один из авторов моего спасения. — У меня такие фотки от твоей посадки остались, дома покажу — закачаются! Адресок части оставь, пришлю.
