— Нужны ему сейчас твои фотки, — рассудительно заметил второй. — Слышь, лейтенант, ты ранен?
— Не знаю.
— Значит, нет. Воды хочешь?
— Ага, — выдавил я.
Приняв флягу, я бессовестно выдул все содержимое и только потом спохватился:
— Извини, друг… Не думал, что так мало…
Танкист расхохотался.
— Фляга полная была! Литр!
Его товарищи по экипажу тоже рассмеялись.
— Ты откуда будешь-то, водохлеб?
— Второе гвардейское авиакрыло… Мужики, мне срочно надо к ближайшему флотскому начальнику.
— Садись на броню, довезем. Тут лучше на своих двоих пока не ходить. Где-то автономные снайперки рассованы, не все еще вычистили.
— Только вы сразу свяжитесь со своим комбатом, пусть передаст наверх, в оперштаб, следующую информацию. На вынужденную пришел Пушкин из эскадрильи и-два-девятнадцать. Несколько машин эскадрильи сбиты в квадрате ка-эс-пять-шестнадцать. Нужны спасатели… Кстати, а у вас вертушек нет, случайно?
— Теперь есть, целый полк. А ты правда Пушкин? Или это позывной?
— Правда Пушкин… Может, ваш комбат сам с вертушками поможет? Там мои друзья, сбитые, понимаешь?
— Попробуем. Квадрат повтори, поэт…
Их танк, Т-12, был оборудован кустарным бронекузовом для перевозки лежачих раненых. По всему было видно, что машина принадлежит легендарной дивизии полковника Святцева, которая несколько месяцев, в полной изоляции, сражалась с клонами на Грозном. В таких боях техника часто теряет часть штатного оборудования, зато обрастает кустарными приспособлениями и нечаянными трофеями, которые в армии именуют приладами и приблудами.
Вот бронекузов, в котором меня перевозили, являлся типичной приладой. А приблудой… приблудой, пожалуй, в данной ситуации служил мой закопченный скафандр. Хозяйственные танкисты решили прихватить его с собой и, чтобы не напрягаться с погрузкой, потащили на буксире.
Довезли с ветерком. Я решил серьезно отнестись к опасности со стороны автономных снайперских винтовок и за броню не высовывался.
Ехал лежа на спине и глядя в небо. «Сияние» погасло и теперь бесцветные небеса оживлялись только суетой наших флуггеров да громадными столбами дыма. Черного, серого, белого, сизого, соломенно-желтого, рыжего, охряного…
Горели рухнувшие единицы флота.
Чадила клонская техника.
И, конечно, пылал по периметру весь главный плацдарм высадки. Рукотворный океан огня, в который погрузилась сплошная зона разрушений вокруг космодрома Керсасп-Центральный, и был залогом успеха десантной операции.
Цитадель «Крепости Керсасп» была сокрушена. Под воздушно-космическими ударами погибли тысячи конкордианских солдат, но главное — удалось осуществить полную изоляцию плацдарма. Многочисленные клонские «пожарные команды», то есть бронетанковые и механизированные боевые группы, рассредоточенные по отдельным узлам сопротивления в районах добычи и переработки люксогена, не смогли оперативно прийти на выручку космодрому Керсасп-Центральный.
Но сражение еще не кончилось. В те самые минуты, когда танкисты заливали меня пиродепрессантом, конкордианский флот готовился к внезапному и, как надеялись его адмиралы во главе с одиозным Пентадом Шахрави, сокрушительному контрудару.
Я спрыгнул неподалеку от передового командного пункта Первого Ударного флота, развернутого на борту монитора «Измаил», а танкисты двинули дальше, по своим танковым делам.
Осмотрелся.
У меня захватило дух.
Ну и мощь!
Десантные Х-крейсера с откинутыми аппарелями. Бросился в глаза какой-то новый, «Исаев», о таком Председатель Растов в марте не говорил — наверное, тогда корабль еще достраивался.
Танкодесантные корабли. Штурмовые флуггеры. «Андромеды». Море армейской техники.
Бодрящая беготня мобильных пехотинцев, незнакомые эмблемы дивизий, самоходки, бьющие куда-то за горизонт прямо из-под борта госпитального десантного корабля «Святой Дамиан».
Сразу же вспомнилась телепублицистка Ада. «Эх, нет здесь ее… Много теряет. Вот кадры! Шикарные! Стволы самоходок плюются огнем на фоне красного креста милосердия… Какой выразительный символ! Не поймешь чего… Но выразительный».
Да, и трупы. Трупы, конечно, тоже. В ассортименте.
Тут же — раненые. Наши с клонами вперемежку. Врачи, автоматчики конвоя, медбратья с носилками…
Тоже хороший репортажный материал. Только с оторванными конечностями пришлось бы что-то решать.
Раненых сортировали, перевязывали, по несколько человек перегружали на автокары и гнали по разным адресам. Кто-то попадал на борт «Святого Дамиана», кто-то на ближайшую «Андромеду», а легкораненые счастливчики вприпрыжку возвращались в свои части.
Надо всем этим темно-серыми утесами возвышались четыре «больших ганса».
Не хватало только «Австразии». Вероятно, она все-таки совершила отнюдь не мягкую посадку где-то за пределами космодрома. Либо, если повезло, смогла выкарабкаться на орбиту.
Все гиганты, как назло, были развернуты ко мне носом. А грузовые ворота у них находятся в корме. Поэтому я по-прежнему был лишен возможности удовлетворить свое законное любопытство и увидеть, что же там у них внутри. Воображение рисовало неприличные — с точки зрения военного здравого смысла — видения вроде трехсотметровых танков, рядом с которыми «Шамширы» показались бы невзрачными карликами.
На спинах двух «больших Гансов» наблюдалась бешеная активность. Офицеры жестикулировали и размахивали радиотрубками, как маршальскими жезлами. Десятки людей в экипировке инженерных войск заводили металлические тросы. Тросы тянулись вдоль бортов вниз, к приземистым инженерным танкам. Саперы, легко узнаваемые по своим фирменным разгрузочным скафандрам-«чемоданам», закладывали подрывные заряды.
«Большие гансы» готовят к взрыву? Стоило их сюда тащить… И зачем тросы?»
Бурная деятельность велась и внизу, на бетоне. Рота армейских мехукладчиков попарно соединяла транспорты кабельными коммуникациями. Судя по калибру кабелей, по ним собирались гнать… я не знаю… не то что сотни мегаватт… тераватты!
Вдоль уложенных кабелей ползли другие спецмашины, которые закрывали их арочными броневыми масками. Группы монтажников довершали дело, стягивая бронемаски накладными кронштейнами.
Я быстро обнаружил определенную закономерность. «Нейстрию» подключали к «Саксонии», а «Алеманнию» — к «Тюрингии». Саперы же возились именно наверху «Саксонии» и «Тюрингии». То есть оба транспорта, подготавливаемых к взрывным работам, соединялись сетью кабелей с двумя другими.
— Лейтенант, ты чего рот раззявил? Проходи, не пялься. Совсекретно.
На меня надвигался очень характерный сержант-осназовец модели «цепной пес контрразведки». Я на таких насмотрелся, еще когда на складах Колчака себе тройку зарабатывал по «Статутам орденов».
Сейчас целый батальон этого тылового осназа стоял в оцеплении «больших Гансов».
Я и бровью не повел.
— Совсекретно? Ширмочку повесь.
По мнению сержанта, он располагался в иерархии вооруженных сил несоизмеримо выше меня, «простого летехи». Но, получив такую отповедь, бравый боец сразу сбавил тон.
— Да какая ширмочка, на такую дуру?
— Ну а какое тогда совсекретно? Ты первый раз в зоне боевых действий?
— Вообще-то я… — Он хотел что-то приврать, но, надо отдать ему должное, передумал. — Первый.
— Ну и дай Бог тебе здоровья. А я с января на войне. Что за возня с этими транспортами, не объяснишь?
— Как сказать. — Сержант замялся. — Сами не понимаем. Внутри там громадные… вроде кубы… все брезентом затянуты.
— Ну кубы так кубы. Ладно, бывай.
С этими словами я повернулся и направился к монитору «Измаил», на передовой КП флота, чтобы доложиться по форме.
Однако когда я был в двадцати шагах от трапа монитора, ревуны «больших Гансов» издали слитный апокалиптический глас.
Я обернулся.
Всех саперов с «Саксонии» и «Тюрингии» как ветром сдуло. Инженерные танки сдали назад, выбрав заведенные на спины транспортов тросы.
Рявкнули взрывы. Над «Саксонией» и «Тюрингией» взметнулись столбы искр.
Судя по всему, на верхней поверхности их корпусов был произведен подрыв шнуровых, режущих зарядов. Потому как транспорты продолжали стоять с виду целехоньки.
Инженерные танки тронулись, поползли… тросы натянулись… еще сильнее…
Заскрежетал металл…
Над обоими транспортами поднялись дыбом отогнутые листы металла… «Гансы» вскрыли, как банки со шпротами!
Не удовольствовавшись этим, танки прибавили ходу, намереваясь полностью оторвать лишние куски обшивки.
Нечто, находившееся внутри «Саксонии» и «Тюрингии», рвалось наружу. Ему нужно было увидеть небо, нацелиться в него… чем? И это нечто было столь ценным, что ради него оба дорогущих транспорта безжалостно искалечили самым варварским способом!
