приезжают в Ядро. Бастиан высаживает Жиля возле особняка Бойер, сам стоит у машины и смотрит, как мальчишка бежит под дождём к крыльцу, пряча под курткой кота. У двери Жиль оборачивается, машет Каро рукой и напоминает:
– Утром в семь на КПП!
В прихожей темно и тихо. Сури взбирается на плечо, чирикает, запуская когти в плотный материал куртки хозяина.
– Эй! – окликает Жиль, сбрасывая у двери ботинки. – Я приехал!
Свет включается так резко, что мальчишка отшатывается, прикрыв глаза.
– Ура-а-а-а-а! – кричит Ронни и свистит, сунув пальцы в рот.
Они встречают его все: бледная, но очень счастливая Вероника, Ксавье, на руках которого гордо восседает Амелия, Ронни, одетая в тёплое платье до колен, Ганна, вытирающая о фартук испачканные чем-то белым пальцы.
– С днём рождения, Жиль! – кричат все наперебой, девочки хлопают в ладоши и радостно смеются.
Они обнимают его – растерянного, сконфуженного, напрочь забывшего о датах. Кот, коротко чирикнув, ретируется под стол. Жиль прижимает к себе то худенькую, пахнущую кремом на травах Веронику, то Ксавье – такого непривычно домашнего, одетого в мешковатую рубаху и тёплые брюки. Путается в десятках тонких косичек няни, ловит и целует в буйные рыжие кудри неугомонную Амелию, подмигивает моментально покрасневшей Ронни. А у самого на душе тяжело, и он уже не пытается понять почему. Хватается за чувство дома, в котором его ждали.
– Идём скорее! – тараторит Амелия, стаскивая с Жиля мокрую куртку. – Мы тебе приготовили столько вкусного! В Англии такого не было, да, Ронни? Мы все вместе готовили! И даже мама!
Жиль выходит из прихожей последним. Гасит свет, оборачивается, чтобы позвать Сури… и никак не может отделаться от мелькнувшего видения: стоящей в конце коридора невысокой девушки с полотенцем на мокрых волосах.
«…если ты это читаешь, значит, что-то между нами нехорошее произошло. Знаешь, я всегда этого боялся. Что мы поссоримся. Потому что я не умею мириться. Так получилось, что я не умею ссориться – и мириться, получается, тоже.
Я иногда думал о том, как мне быть, если между нами что-то случится. Раньше – иногда. А когда мы покинули Азиль – чаще. Просто потому, что ты стала реальной. Ты, о которой я мечтал так давно, стала близкой и настоящей. И я стал задумываться. Как лечить тебя, если ты вдруг заболеешь. Как готовить для тебя еду (я до сих пор не умею, но я научусь, обещаю!). Где нам жить. И как вести себя, когда мы поссоримся.
И я придумал. Мне кажется, это единственно правильное, которое можно сделать, когда наступает разлад с самым дорогим на свете человеком. Я подойду, возьму тебя за руку. У тебя такие красивые ладони, Акеми. Округлые, как у ребёнка. У Амелии такие ладошки. Лечебные. Ты знаешь, что вы меня обе лечите? Амелия умеет убирать боль, когда у меня щёку дёргает. А ты одним прикосновением забираешь из меня всю грязь и отраву этого мира, которая оседает внутри раздражением и агрессией. И я снова чувствую себя здоровым и счастливым.
Вот. Я возьму тебя за руку. И попрошу прощения. Я понятия не имею за что, но всю вину беру на себя. Я мужчина. Я отвечаю за тех, кто мне дорог.
Мне кажется, ты только что хмурилась. А потом улыбнулась в сторону и сказала: „Бака!“ Сердито сказала, но я точно знаю, что ты уже не злишься. Моя любимая. Моя единственная. Ты – тот воздух, которым я дышу. Тебя никто не заменит.
Я прошу у тебя прощения. Я прошу поговорить со мной. Чтобы не было недомолвок, чтобы ушли все обиды. Чтобы я, бака такой, понял, что именно у нас не так. Акеми, я всё исправлю. Я верю в то, что, пока человек жив, нет ничего, что нельзя было бы исправить.
Пожалуйста, прости меня. Поговори со мной…»
– Давай условимся: говорить буду в основном я. Не обижайся. Хорошо?
Мицуко постукивает носиком туфли по дверце электромобиля. Бастиан с трудом борет в себе желание снять с неё обувь, согреть маленькие ступни в ладонях. Нельзя в такой холод ходить в летних туфлях, но Мицуко их обожает. Знает, что Бастиан с ума сходит от её ног, и всячески подчёркивает их красоту.
Она идеальна. Во всём. Иногда Бастиан невольно сравнивает её с Вероникой. Насколько его бывшая жена была далека от его дел и интересов, настолько Мицуко ненавязчиво интересуется его работой, общением с другими людьми, планами. Больше года прошло с тех пор, как его сняли с должности Советника, но, по сути, он продолжал им быть. Франк Дезен, которого назначили ответственным за снабжение Азиля, к началу января чуть не уморил Третий круг голодом. И временные управленцы прибежали за помощью не к кому-то, а к Бастиану Каро. Начали с высокомерного «мы позволяем… ввиду ваших прошлых заслуг… в порядке исключения». Бастиан слушал их с каменным лицом. Дождался от визитёров «месье Каро, пожалуйста… никто, кроме вас… люди нуждаются в вашей помощи» и только тогда дал согласие. И поставил условие: он сам будет наставником Жиля Бойера.
Присмотреться к отпрыску рода Бойер ему посоветовала Мицуко. Пожалуй, это случилось впервые, когда она ему сама что-то предложила. В те дни она ещё была в доме Каро кем-то вроде подневольной гостьи. Ходила тихая, ужасно стеснялась формы горничной, на Бастиана днём даже глаз не поднимала. По ночам, когда охранник приводил японку в хозяйскую спальню, Бастиана захлёстывало желание сделать хоть что-то, чтобы его избранница почувствовала себя смелее. Он долго не смел прикасаться к ней, проводя ночи в беседах. Сперва в основном говорил он, она терпеливо выслушивала, понимающе кивала. Постепенно монолог превратился в диалог, хозяин и служанка перешли между собой на «ты». Бастиан научился угадывать, что нравится Мицуко, старался радовать её чаще. А однажды прислушался к её суждениям и понял, насколько японка умна и рассудительна. И уже совсем скоро понял, насколько прикипел к ней. Исчезли месье Каро и горничная Мицуко, «ты» и «я» органично слились в «мы».
А когда Бастиан привёл мадемуазель Адати в Ось в качестве личного секретаря, элита Азиля едва не захлебнулась от возмущения. Каро проигнорировал и истерики матери, и «разговор по душам» с соседями; то же самое сделала и Мицуко. Единственным, кто поддержал Бастиана, была его сестра Софи. «Братишка, я рада, что ты наконец-то нашёл себе пару, – сказала она, выманив его в гости на бутылку хорошего коньяка. – Девица красива, неглупа, подаёт себя так, будто родилась и выросла в Ядре.
