Оставшись одни, Поль, Бернар и Сиг устроились в прочно закрепленных удобных креслах — два из них располагались у пульта управления, третье чуть сзади — и уставились на пожирающую время секундную стрелку.
— Мне это напоминает наш первый лунный опыт, — сказал Бернар. — Нужно будет как-нибудь слетать на старушку Луну!
— Обязательно, — отозвался Поль. — А теперь — помолчи! — Он опустил рычаг, на котором значилось: «Альфа». Зажглась красная лампочка.
— Включаю диссоциаторы. Давление нарастает.
Одна из стрелочек сорвалась с места и побежала вдоль цифр по индикатору. Было семь часов четыре минуты тридцать пять секунд. В кабине царила мертвая тишина. В семь ноль пять резкий толчок, сопровождавшийся оглушительным свистящим шипением, бросил аппарат вперед. В какой-то мере это походило на рывок, с которым отходит от станции поезд. Затем последовали другие толчки, все более и более сильные, а свист перешел в рокочущий гул. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее одни пейзажи начали сменяться другими. Поль опустил рычаги «бета» и «гамма», и по циферблатам побежали и другие стрелки. Индикатор скорости показал 100, потом 150, затем 200 км/ч. Наконец, почти в самом конце полосы, «Рони» поднялся в воздух, едва не задев небольшой тополь. Сиг опустил рычаг № 1, убирая колеса в фюзеляж. Звездолет под углом в сорок пять градусов устремился в небо. Скорость все увеличивалась и увеличивалась. Спустя несколько минут после вылета, когда «Рони» находился на высоте всего лишь в 17 000 километров, они превзошли мировой рекорд, равнявшийся 1 762 км/ч. Примерно на этой же высоте у Рэя закончилась его роликовая фотопленка.
Глава 6. Их улетело семеро
К полудню они уже достигли высоты в 150 километров. Звездолет выписывал спирали вокруг Земли, с каждым оборотом набирая скорость. Первый судовой обед состоялся в 12.30. Опасаться каких-либо препятствий не приходилось, и «Рони» был предоставлен самому себе. К тому же в общем зале стрелочные индикаторы контроля воспроизводили показания индикаторов поста № 1, а перископический экран позволял видеть то, что происходило впереди звездолета.
— По сути, — заметил Луи, — отлет выдался совсем не волнительным.
— Говори за себя! — возразил Поль. — Вот лежала бы на тебе вся ответственность за маневр!.. У меня и сейчас стоит перед глазами тот чертов тополь, который мы едва не задели. Я от страха чуть не обделался!
— Yes, — подтвердил МакЛи. — Все это снято на камеру.
— Я хотел избавить вас от тех ужасных толчков, которые мы пережили во время испытаний, и взлететь плавно, но эта плавность едва не оказалась роковой.
— Что касается меня, — подала голос Элен, — то мне сложно даже представить, что мы летим к Марсу, да еще со столь невероятной скоростью.
— Мы еще не летим к Марсу, по крайней мере — пока. Мы вертимся вокруг Земли, со слабым ускорением. Именно этим объясняется тот факт, что наши ноги все еще стоят на полу. Но вскоре мы действительно направимся прямиком к красной планете. Эти круги являются всего лишь последними испытаниями…
— Стало быть, мы сжигаем уран зря?
— В очень небольших количествах. Я воспользовался, насколько это было возможно, земной гравитацией для того, чтобы в первые часы полета мы то и дело «пикировали», возвращаясь на минимальные высоты. Ты этого даже не замечаешь, но мы уже шесть раз пролетели менее чем в 60 километрах от полюсов. Теперь это уже не нужно, все идет хорошо, и вот-вот мы улетим по-настоящему — с ускорением умеренным, но гораздо более сильным, чем ускорение силы тяжести. Как следствие, пол, на котором мы сейчас находимся, станет перегородкой. Низ будет «задом» до тех пор, пока будут работать ракетные двигатели, то есть пока мы не войдем в зону притяжения Марса. Это продлится примерно две недели, с несколькими паузами практически нулевой силы тяжести, когда я буду вырубать двигатели.
— А быстрее туда нельзя добраться? — спросил Бернар.
— Ну почему же? Мы могли бы оказаться на Марсе уже через несколько часов. Но тогда бы мы спалили в разы больше урана, и я бы не успел как следует изучить космические излучения, а Луи — его созвездия.
— Я спросил это потому, что будет не очень-то и приятно жить, сбившись в кучу на наименьшей грани помещения каюты. Почему ты не сделал их кубическими?
— А ты пораскинь мозгами. В этой позиции мы проведем максимум две недели, тогда как на Марсе я намерен пробыть по меньшей мере пять месяцев, и «Рони» все это время будет находиться в горизонтальном положении.
По окончании обеда Поль направил «Рони» в желаемую сторону, после чего, ускорившись до 4 g, звездолет резко устремился вперед. Быстро превысив вторую космическую скорость, он достиг 100 000 км/ч, которые Поль и Луи сочли достаточными на данный момент. Ускорение было снижено до 1 g, и судовая жизнь наладилась. Поль измерял интенсивность космических лучей, Луи ни на шаг не отходил от башни, где располагался огромный, размером с какое-нибудь орудие, астрономический телескоп, Элен проводила инвентаризацию медицинского материала и провианта. На нее же возлегла ответственность за питание и дневное меню. Артур следил за двигателями, что было работой несложной, но скучной. Рэй снимал фильмы и вел судовой журнал. Бернар делил свое время между часами дежурства и чтением книг, научных или иных. И дни бежали один за другим в унылой монотонности пустынных пространств…
В один из таких дней, когда Марс уже начинал принимать диаметр, вполне различимый невооруженным глазом, Бернар нес вахту на посту пилотирования № 2. Он был один. В другом конце «Рони», на посту № 19 Артура подменяла Элен. Остальные спали. Тишину нарушали лишь резкие сухие щелчки регистрирующих приборов. Перед Бернаром, за широким смотровым окном, расстилалось межпланетное пространство, черное и усеянное звездами. Вдали, чуть правее, округлым красноватым пятнышком светился Марс. Не сводя глаз с аппаратов, Бернар прокручивал в голове десятки мыслей. Ни одиночество, ни тишина на него никоим образом не действовали. Было одиннадцать часов вечера. Вечер или утро, это уже не имеет никакого значения, думал он. Мы теперь вне времени. Внезапно он услышал легкие шаги за спиной, определенно женские. Уж не покинула ли Элен свой пост, что ей категорически запрещалось? Скрипнула дверь. Бернар обернулся — и разинул рот от изумления. Перед ним стояла незнакомая девушка.
Она была высокой и худощавой, хотя и довольно-таки крепкой с виду, с красивыми карими глазами и тяжелой, медного цвета шевелюрой, высоким лбом, прямым носом и спокойным, но в то же время вызывающим выражением лица. Где, черт возьми, он мог видеть это лицо? Оставаясь неподвижной и безмолвной, она пристально разглядывала его, словно стараясь признать. Он же, как только прошло первое удивление, ощутил жгучую досаду и глухой гнев. Какого дьявола здесь делает эта сбежавшая из пансионата девица? Ей было лет семнадцать, может, восемнадцать, но никак не больше. Уж лучше спросить об этом у нее самой.
