– Профессора, – с отвращением сказал Евгений. – Всё знают. Ненавижу.
Я подошел к окну и выглянул. Вид отсюда был ничуть не хуже, чем из моих апартаментов. Фантастическое нагромождение цветных пятен – точно, как на картинах экспрессионистов.
– К Дим-Димычу торопишься? – подал голос Славин. – К нему сегодня Сорокин пошел, имей в виду.
– Нет, в банк, – сообщил я в стекло.
– Ага, денежки менять, – обрадовался он. – Могу дать один адресок. Там, в отличие от ихнего банка, тебе обменяют на рубли столько местных денег, сколько унести сможешь.
– Правда, по полуторному курсу, – с сожалением добавил Банев. – За все надо платить.
Я повернулся к ним.
– Зачем? – удивился я.
Они переглянулись.
– Он еще ничего не знает, – сказал Банев Славину.
– Теленок.
– Невинный младенец.
– Ты думаешь, не стоит лишать его невинности? – Евгений откинулся на спинку кресла (нога на ногу, руки за голову) и оценивающе оглядел меня сверху донизу. Долгий это был процесс, я даже заскучал. – Я все-таки скажу, – решил он. – Когда вам, классикам, захочется насовать себе под подушку мятых банкнот местного образца и вкусить свою порцию кайфа, бегите в район площади Красной Звезды. В одном из тамошних переулков прячется штаб-квартира партии Единого Сна. Адрес я не помню, но ищущий да найдет. Обратитесь непосредственно к председателю по фамилии Шершень, и вам помогут обрести долгожданное счастье…
Приятно было наблюдать, как в человеке прорастает интерес к жизни. А то ведь совсем было человек зачах. Я вопросительно посмотрел на Банева, но тот лишь подмигнул мне в ответ.
– Владислав Шершень? – спросил я их обоих.
– Какая разница? – фыркнул Славин, потягиваясь. – Мы ходили к нему не по имени-отчеству величать, а незаконную финансовую сделку совершать.
– Русский?
– Да, конечно, – сказал Банев со странной интонацией. – Помогает землякам, чем может.
Непонятно было, шутят они или нет. А если шутят, то почему мне не смешно. Со Славина что взять – он самого себя в перьях вываляет на потеху благодарной публики… Владислав Шершень, подумал я. Еще один знакомый в этой сказочной стране. Еще один призрак, явившийся из прошлой жизни, чтобы в который раз напомнить о неразрывной связи мертвого и живого…
– Боюсь, счастье мне не поможет обрести даже Единый Сон, – я вздохнул. – Даже вечный.
Очень не хотелось покидать эту академическую компанию, но пора было и честь знать. Прежде чем пуститься в обратный путь по ковру (как бы чего не обрушить!), я снова выглянул в окно. Взгляд мой случайно упал вниз, на площадь перед отелем. И я вдруг с удивлением обнаружил, что дорожки и газончики, если посмотреть на них сверху, складываются во фразы.
НЕ МОЖЕШЬ КУПИТЬ – ПОПРОСИ. НЕ МОЖЕШЬ ПРОДАТЬ – ПОДАРИ.
Вот что там было написано.
Филиал Национального банка занимал отдельное помещение на первом этаже, рядом с лифтами. Войти можно было как с улицы, так и прямо из гостиничного холла. Если не ошибаюсь, именно здесь располагалась когда-то парикмахерская, которую я почтил много лет назад своим присутствием. Или воспоминания лгали? Как бы там ни было, но офис оказался закрыт на проветривание, о чем извещала вежливая табличка на стеклянных дверях, и я решил подождать.
Здесь было где ждать. Холл впечатлял. Живая изгородь высотой в половину моего роста разделяла пространство на многочисленные зоны отдыха, а также указывала путникам кратчайшие проходы – к лифтам, к стойкам администрации, к бару, – превращая таким образом первый этаж в странное подобие лабиринта. Центральную часть украшал компактный водоем – с фонтаном и кувшинками (очевидно, выполнял функцию увлажнителя). Плетеная мебель причудливых форм подчеркивала растительный характер дизайна. Пол был уложен метлахской плиткой, какую еще в Древней Греции использовали при возведении дворцов и храмов, причем, мозаичный узор был настолько тонок, что вставший на пороге гость замирал на мгновение, полагая, что под ногами расстилаются гигантские роскошные ковры…
Насчет метлахской плитки мне все разъяснил менеджер, которому Бэла сдал меня с рук на руки. Этот улыбчивый клерк, по-детски гордившийся местом своей службы, ввел невежественного дикаря в курс дела, прежде чем расстаться с ключами от номера. Упросил, чтобы я самолично потрогал плитки, даже присел на корточки рядом, завершая краткую лекцию: «…Очень прочный материал, но главное, очень гигиеничный, это ведь главное, согласитесь…»
Менеджер и сейчас находился на посту, излучая готовность решать любые проблемы. Я посмотрел на него, размышляя о том, кто выписывает бирки к чемоданам постояльцев. А также о том, кто отправляет чемоданы по номерам. Спросить? Из грузового лифта как раз вышли два носильщика с бэджами «Наш Путь» на груди – загорелые, молодые, в ослепительно белых одеждах. Через плечо переброшены ремни, на которых закреплен многочисленный багаж, и еще в руках по сумке. Рождественские елки, а не люди.
– Ты сегодня опять к хрусташам в гости? – интересовался один.
– Энергетика должна быть энергичной, – отвечал второй, посмеиваясь.
– Почему на своем горбу, парни? – послал я носильщикам в спину. – А как же средства малой механизации? Где пневмотележки, где треножники?
Они остановились на минутку.
– Зачем тележки? – оглянулся один. – Вяло. Без пользы.
Второй был более многословен:
– Вы не беспокойтесь, мы дозируем нагрузку. Желаем вам здоровья.
Они пошли дальше, сосредоточенно дыша через нос, с каждым шагом, очевидно, набираясь все большего и большего здоровья, и мне вдруг стало завидно, ведь это так удобно: ты укрепляешь свой дух и тело, а тебе еще и деньги за это платят (или они корячились бесплатно?), и вдруг тоже захотелось навесить на себя целебный груз, чтобы иметь право шагать с ними рядом, но тут меня отвлек бар…
Ниша бара располагалась в центральной части холла, чуть дальше фонтана, напротив тумбы стереовизора. Что за фильм крутили, не имело значения, потому что внимание мое сконцентрировалось на одном из зрителей. Человек был слишком увлечен своим бокалом, чтобы проявлять хоть какой-то интерес к происходящему в холле, да и передача, как видно, мало его занимала, потому что едва я взглянул в его сторону, он крутанулся на табурете и принялся что-то обсуждать с барменом. Однако успел все-таки показать мне свое лицо.
Это был метис-мексиканец, персонаж Джека Лондона, который торчал ранним утром на вокзальной площади, выбрав в качестве наблюдательного пункта уличное кафе. Опять, надо полагать, случайная встреча. За кем этот человек наблюдал сейчас?
Менеджер вдруг заметил меня и помахал мне рукой, выбираясь из-за стойки.
