Симс, в общем-то, неплохой парень. Мы обменялись несколькими письмами, потом все как-то заглохло. Так и не знаю с тех пор, где он, жив ли вообще.
Вот только духи остались. Недорогие, но для местных даже шикарные — «Весенние сумерки после дождя». И сам флакон красивый, двойной, внутри розовый светящийся кристалл, снаружи серебристая дымка, напыленная на силовое микрополе.
Блеск, одним словом.
Мне очень понравилось ходить по базе в бикре. Но подумав, на этот вечер я все же переоделась, и очень обрадовалась этому, войдя в кафе. Все девушки были разряжены, как на дискобан — коротенькие, пышные, пестрые платьица или черные гладкие, конечности высоко обнажены, дешевая, но победно сияющая бижутерия на руках, ногах, в ушах, носах и прочих самых нетривиальных местах.
Короче, последний писк колониальной моды.
Я, конечно, все равно смотрелась в этой компаниии белой вороной, все, что у меня было типично женского — синяя простая юбка-волан, закрывающая коленки, и белая рубашка от парадки. Ну еще серьги и кулон, простенькие, но зато настоящий сапфир на серебре. Это выглядело скромновато, но — вот был бы номер, заявись я в эту компанию в бикре!
Девушек собралось чуть больше десятка. Из них четверка большеглазых беллари, видимо, женское население базы национализмом не страдало. Правда, беллари сидели все равно отдельно. Я устроилась к ним поближе.
Угощение, надо сказать, было получше, чем у техников. Я подумала, что стоит посещать такие девичники, хотя бы ради того, чтобы нажраться как следует. Выставили хорошее хавойское красное, копченую рыбу, лимоны, твердый пахучий сыр, два экзотических салата, зеленую вермишель, сардельки, и наконец- выпечку. Распоряжалась всем длинноногая темноволосая девица по имени Сниро, она, вроде бы, и работала здесь, в кафе. Я решила после подойти к Сниро и спросить, складчина ли это, может, мне нужно что-то заплатить. Неудобно же за чужой счет надираться.
Я познакомилась с несколькими сидящими рядом девчонками, высмотрела Лилиан — та блистала в центре стола, высокая грудь обсыпана блестками, обнаженные плечи и руки по последней моде сверкают «лампасами» из вставленные в кожные отверстия стразов. И в волосы вплетены стразовые нити — короче, Лилиан светилась, как новогодняя елка.
Я стала прислушиваться к разговорам. Рядом со мной со знанием дела обсуждали технику орального секса. Сзади трое девчонок разговаривали о тряпках — где что сейчас продается, да что в моде, да что они купят на следующую получку. Я решила, что самым ценным будет пообщаться с беллари. Они старательно пытались говорить на линкосе, но то и дело соскакивали на свой язык — собственно, могли бы и не стараться, их никто не слушал. Кроме меня. Я искала удобного момента вступить в беседу. Одна из беллари сказала.
— Дома мы всегда конфликтовали с мамой. А вот здесь я живу, и как-то все обиды забываются.
Я повернулась к зеленоглазым. Произнесла на их языке.
— Мне кажется, если бы у меня была мама, я бы никогда с ней не ссорилась.
Девчонки встрепенулись, заулыбались — неважен был смысл моих слов, важно то, что к ним обратилась Чужая. На их родном языке.
— А у тебя нет мамы? — спросила первая беллари.
— Нет. Она умерла, когда я была маленькой. Я выросла в военной школе.
Беллари и одеты были иначе. Блузки и свитерки по моде, до горла и без рукавов. Но внизу — широкие белларийские шелковые штаны, никаких суперукрашений, ни подчеркнутой сексуальности, минимум косметики… Мы быстро разговорились.
Все беллари — две из них были медсестрами, две операторами связи — оказались молоденькими, чуть старше меня, незамужними девчонками. Однако семейная жизнь была им хорошо знакома и близка, и об этом мы в основном говорили. Племянник Мариты, как выяснилось, тоже учился в военной школе. У Бнзи сестра вышла замуж неудачно и переживала проблемы со свекровью. Короче, у каждой белларийки была куча братьев, сестер, теток, племянников, бабушек и прочих родственников, и вот о них мы весь вечер разговаривали. Мне, кроме смутных детских воспоминаний, рассказать было нечего. Но и слушать интересно. Беллари совсем уже забылись и вовсю трещали на родном языке.
Я подумала, под влиянием всех этих разговоров, что когда стану свободной и богатой, обязательно постараюсь найти своих родственников. Хоть одного какого-нибудь троюродного племянника! Ну хоть могилы… знать, откуда я родом. Это очень важно!
Беда в том, что происхождение мое и в самом деле очень темно. Как я попала в приют? Как — в Легион? Неизвестно. Скорее всего, я не серетанка. На Серетане я уже рылась в информационных сетях, и никаких следов не нашла.
Иногда мне кажется, что это глупо и бессмысленно, выяснять свое происхождение. Зачем? Если у меня и есть родня, сомневаюсь, что меня примут с распростертыми объятиями. Неизвестно еще, что это за люди… Собственно, поэтому я никогда в этих поисках не усердствовала.
Беллари дружной стайкой, попрощавшись со всеми, ушли в десять вечера. Мне волей-неволей пришлось вступить в общую беседу серетанских девушек (правда, все они выросли на Беллароне и серетанками были лишь по самосознанию и расовым признакам).
Но разговор с ними как-то не клеился. Я старалась побольше слушать и мило улыбаться — как беллари.
Вообще странно… Похоже, что с девчонками-беллари мне проще и легче, чем с серетанками. И интереснее!
Хотя в семейной жизни я понимаю не больше, чем в сексе или модных курортах… так что темы эти мне одинаково чужды.
В общем, психологическая загадка.
Лилиан как-то оказалась рядом со мной. Я вынула флакончик «Весенних сумерек», решив, что подходящий момент настал.
Лилиан со знанием дела покрутила флакон в руках. Чуть приоткрыла колпачок и занюхала с выражением экстаза на лице.
— Что, из Деместры?
Я кивнула. Вроде Симс там покупал.
— И… сколько?
— Сто шестьдесят, — ляпнула я наобум.
— Белларских? — уточнила Лилиан. На Серетане флакон бы стоил примерно тридцать золиков… курс четыре к одному, наценка… Нормально. Я кивнула.
— Беру, — бросила Лилиан. Мы подошли к ближайшей планшетке и совершили операцию по перебросу денег на мой счет. Лилиан приложила к монитору свой холеный, со сверкающим лаковым ногтем длинный пальчик.
Как, интересно, она с такими ногтями на клавиатуре работает? Впрочем, да… красота требует жертв.
Мы вернулись за стол. Там шла речь о какой-то знакомой Сниро, которая не захотела вербоваться вместе с ней на базу.
— Говорит, не хочу оставлять ребенка. А ему уже три года! — осуждающе заметила Сниро.
— Какая чушь! — Лилиан выбрала сигаретку из вороха в вазе, села, закинув ногу на ногу. Шикарно закурила, держа сигаретку между двумя пальцами, — я своего отдала в пансион в три месяца, а не в три года! И ничего.
