него все сжалось от пережитого напряжения.
Сверху раздался резкий злой возглас, и мимо Клиффорда пролетело
несколько камней. Он поднял глаза и увидел, как Иете карабкается по
склону, бормоча что-то на своем языке. Догадавшись, что это ругательства,
инспектор расхохотался. Сейчас, чувствуя твердую опору под ногами, он
склонен был видеть жизнь в более светлых тонах, чем минуту назад.
— Что у тебя произошло? — в голосе Иете слышалась тревога. — Еще раз
повторяю: если хочешь спастись, отдай Птицу. Я не хочу тебя убивать. Я
ждала Альпера.
Но Сойер не слушал ее. Заметив нору в отвесной стене, он оплел ногами
толстый корень, освободил одну руку и сунул ее в отверстие. Внутри
зашевелилось что-то пушистое. Клиффорд отдернул руку, и вслед за ней
показалась любопытная мордочка с черными бусинками глаз. Зверек, очень
похожий на белку, крепко держался коготками за выступающий из земли
корешок и удивленно смотрел на человека, вероятно впервые встретившись с
подобным животным.
Сойер хмыкнул в веселом изумлении, чем сильно испугал белку. Быстро
развернувшись в узком проходе и мазнув пушистым хвостиком человека по
лицу, она юркнула назад. Свободной рукой Клиффорд вытащил теплый, отчаянно
сопротивляющийся комочек и сунул его в другую, более широкую дыру. Белка
обиженно пискнула и скрылась. Затем инспектор вытащил из кармана Огненную
Птицу.
Нажав на края слегка мерцавшей во тьме полоски, он заставил ее
открыться. Сияющие крылья развернулись, и свет, подобный солнечному, залил
черноту провала. Клиффорд почувствовал, как живительный поток энергии
вливается в его жилы, сметая усталость.
— Огненная Птица! — закричала Иете, увидев сияние. Он застыла на краю
обрыва. — Я спасу тебя, только отдай мне Птицу!
Однако Сойер уже хорошо знал, насколько можно доверять словам изнера.
Восстановив силы, он поскорее сжал Птицу. Инспектор не мог знать, какие
опасности таит в себе этот чужеродный предмет. Прекрасно помня крылатые
огни, танцевавшие над трупом шахтера, он не хотел рисковать понапрасну.
Крылья сложились, и поток энергии медленно угас, но Клиффорду больше не
хотелось ни пить, ни есть, ни спать. Отдавать Птицу ему тоже не хотелось.
Тем более теперь, когда найдено такое удобное место, чтобы ее спрятать.
Засунув золотую пластину в нору, Сойер забил отверстие камнем и
присыпал землей, затем попытался выбраться из дыры. Корень угрожающе
затрещал, и затею пришлось оставить.
"Дьявол! Нельзя же вечно болтаться здесь, словно рождественский гусь.
Но если я сорвусь, то погибну, да и Огненная Птица для всех исчезнет.
Хотя… — Сойер вдруг весело усмехнулся, — хотя не для всех. Белка из
любопытства может выкопать камень. Ну что ж, тогда она станет самой
богатой белкой в мире. Иете, во всяком случае, Птица все равно не
достанется".
Успокоив себя таким образом, Клиффорд поднял голову. Пора было начинать
торговаться.
— Эй, Иете! Ты меня слышишь?
Трава на краю обрыва заколыхалась, обдав лицо Сойера дождем брызг, и в
просвете показалось бледное лицо Иете.
— Если поднимешь меня, то мы сможем договориться.
— Я тебе не верю. Отдай сначала Птицу.
Сойер вздохнул.
— Хорошо, но мне так ее не достать, спусти что-нибудь.
В футе от его лица появилась длинная узкая рука. Подивившись такой
доверчивости, инспектор ухватился за тонкое запястье и, слегка дернув,
заорал:
— Тащи! Или я тебя сброшу вниз!
Ответом был дикий крик ярости. Сойер внутренне содрогнулся. Рука Иете
бешено извивалась, удерживать ее было труднее, чем живую змею. Стиснув
зубы, юноша стал медленно подниматься по отвесной стене. Корни
подозрительно затрещали.
— Перестань, Иете! Вытащи меня, иначе мы оба свалимся!
Женщина зашипела как гадюка:
— Идиот, ты думаешь, что я не смогу тебя вытащить?
— Так какого же черта ты ждешь! Тащи, кому сказал! Ну!!!
Сойер очень медленно поплыл вверх. Над головой он слышал тяжелое,
свистящее дыхание.
«А ведь она скорее умрет, чем уступит», — подумал Сойер, а вслух
спокойно произнес:
— Я, кажется, сейчас сорвусь. Тащи скорее, Иете, а то у меня вспотели
ладони, корни скользят… Но тебя я не отпущу.
Глаза Иете сверкали, как изумруды. По мере того как корни выскальзывали
из уставшей, вспотевшей ладони Сойера, женщина все ниже и ниже свешивалась
над бездной. Сережки, как маленькие фонарики, освещали ей дорогу к гибели.
Оказавшись на самом краю обрыва, она злобно зашипела и изо всех сил
дернула руку. Послышался треск оборвавшегося корня.
— Жизнь прекрасна, — философски заметил Сойер, раскачиваясь в воздухе.
Он не видел, за что успела ухватиться Иете, но особых надежд не питал,
понимая, что теперь ей приходится удерживать не только его, довольно
тяжелого мужчину, но еще и себя.
Иете пристально смотрела вниз, как будто ожидая чего-то. Вдруг на ее
лице появилось необъяснимое выражение торжества, и, холодно рассмеявшись,
она выпустила корень, нырнула в бездну, увлекая за собой инспектора.
Удивляясь собственному спокойствию, Клиффорд уставился на быстро
удаляющееся отверстие с поросшими травой краями. Он не понимал, что
происходит.
Неожиданно над краем дыры появилось темное мужское лицо, но через
мгновение исчезло, скользнув в сторону. Тренированная память инспектора
зафиксировала его с фотографической точностью.
Встречный ветер свистел в ушах, временами заглушая чистый, звонкий смех
Иете. Инспектор и Иете неслись навстречу черным грозовым облакам, готовым
принять их в свои объятия. Уж не они ли заставили женщину-изнер броситься
в бездну? Но как конденсированный пар может помочь им?
Внезапно Клиффорд все понял. И чем дольше они летели, тем больше он
убеждался в правильности своей догадки. Верхний край тучи оказался кронами
деревьев. Они стремительно приближались. В последний миг Сойер закрыл
глаза. Удар оказался удивительно слабым. Листья хлестнули по лицу, слегка
оглушив, ветви мягко прогнулись, принимая на себя вес двух человек, и
распрямились, выбросив обоих вверх. Второй удар оказался намного слабее
первого, и, кувыркаясь между ветвей, Клиффорд успел подумать лишь о том,
что деревья в этом мире оказались намного добрее к нему, чем люди. Сейчас
он почувствует твердую почву под ногами… В этот момент голова Сойера с
глухим стуком ударилась о сук, и он впервые в жизни с удовольствием
потерял сознание.
Ему казалось, что он лежит на холодных камнях булыжной мостовой.
