— Непременно.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — Костя шагнул к двери.
У двери, на выступе книжной полки лежал замок — дужка отдельно, валики на оси тоже отдельно. Буквы на внешней стороне валиков образовывали слово «зеро».
3Около полудня в научно-промышленный музей явился рассыльный из городской управы с предписанием начать подготовку к эвакуации наиболее ценных экспонатов. Директор не появлялся в музее уже с неделю — говорили, будто он выехал в Омск, — и бумагу с прыгающими машинописными строчками приняла Лера. До этого она еще надеялась, что все каким-то образом обойдется, что про них забудут; и теперь, глядя на подпись городского головы Ширяева, занимавшую чуть ли не треть листа, испытала мгновенное чувство безысходности.
— Дура ты, — сказала она своему отражению в застекленном стенде с фотографиями губернских заводов. — Дура стриженая… И чего надеялась?
Лера служила смотрительницей музея с осени шестнадцатого года. Она помнила наизусть паспорта половины экспонатов и с одинаковой нежностью относилась к вещам совершенно несоизмеримой ценности. Вещам было тесно в кирпичном двухэтажном доме на Соликамской улице. Здесь хранились бронзовые отливки и фарфор фабрики Кузнецова, старинные ядра и заспиртованные стерляди в банках, французские гобелены времен Людовика XVI и рудничные фонари. На стенах висели картины. В шкафах и витринах лежали кости ископаемых животных, монеты, стояли шкатулки, вазы, фигурки Каслинского и Кусинского заводов — весь тот пестрый набор, который никак не ложился в единое русло правильной экспозиции и в самой пестроте которого было обаяние, отсутствовавшее во многих, несравненно более богатых собраниях.
Лера обошла пустые комнаты, отомкнула витрины. Смахнула рукавом пыль с чугунной статуи Геркулеса, разрушающего пещеру ветров. За последние полгода в музей заходили разве что члены управы по долгу службы, студенты и скучающие офицеры, которые уже в первой комнате начинали интересоваться больше самой смотрительницей, нежели ее экспонатами.
В восемнадцатом году все было по-другому. Устраивались лекции, собиралось общество фотографов и общество любителей истории края. Десятками бывали красноармейцы. Они, правда, зачастую разглядывали багетовые рамы с большим любопытством, чем сами картины, и подолгу простаивали перед резными китайскими шарами из кости, не обращая внимания на этюды Репина и Коровина. Но такую несерьезность Лера им охотно прощала. Да и шары, честно говоря, были довольно занятны — она и сама не могла понять, как их ухитрились вырезать один в другом… А с Советской властью у нее лишь однажды вышло столкновение, когда районный комиссар приказал освободить одну комнату для выставки революционного плаката. Он облюбовал комнату, где по стенам висели гобелены и костюмы северных народов. Лера воспротивилась, но гобелены пришлось все-таки снять. А костюмы северных народов отстоял Костя Трофимов, упирая на тяжелую судьбу этих народов в условиях царизма.
Эвакуироваться Лера решительно никуда не собиралась. Но и мысль о том, что экспонаты отправят без нее, тоже была невыносима — все растащат или растеряют в этой неразберихе. Кое-что можно было, конечно, припрятать, но самые ценные вещи все равно не скрыть, в управе имеются копии каталогов.
Лера щелкнула ногтем по склянке, в которой плавали серые полупрозрачные катышки — икра австралийской гигантской жабы, бог весть как попавшая на Соликамскую улицу. С этим, естественно, никто возиться не станет, не до жаб сейчас, хотя бы и австралийских. Другое дело художественная коллекция с ее раритетами. Их-то проверят в первую голову.
Лера провозилась в музее до вечера. Унесла в чулан вещи понезаметнее, закидала всяким хламом. Когда же совсем собралась уходить, к крыльцу, погромыхивая наваленными ящиками, подъехала подвода. Рядом шагали двое солдат и офицер.
Подняв голову, офицер заметил в окне Леру и козырнул. Затем что-то сказал солдатам. Они сняли один пустой ящик и двинулись к ступеням.
Лера обмерла: «Неужели так скоро?»
— Здравствуйте, барышня, — офицер по-хозяйски, без стука вошел в комнату.
Вслед за ним протиснулись солдаты, замерли с ящиком в руках.
— Вы получили предписание из управы? — спросил офицер.
Лера кивнула.
На погонах офицера было по две маленьких звездочки — подпоручик. Лицо его показалось знакомым — где-то она раньше его видела.
— Отчаиваться не нужно. — Он показал солдатам, куда поставить ящик. — Это временные трудности. Английская пехота уже высаживается во Владивостоке… Где отобранные экспонаты?
— Я ничего не успела сделать, — сказала Лера.
— Что ж, мы займемся этим сами.
Подпоручик достал из ящика груду пустых мешков, бросил на пол. Его взгляд равнодушно скользнул по бубну вогульского шамана, по разложенным в витрине наконечником стрел и остановился на малахитовом канделябре начала прошлого столетия.
— Шедевр, не правда ли? — Он взял его в руки, провел пальцем по серебряной инкрустации у основания.
Минут через десять Лера убедилась, что подпоручик отыскивает самые ценные экспонаты с безошибочным чутьем владельца антикварной лавки. В ящиках, бережно обернутые мешками, исчезли две севрские вазы, палестинский этюд Поленова, полотна неизвестных голландцев, каждое из которых подпоручик собственноручно укутывал сорванными с окон занавесками.
Был он невысок, изящен. Но его фигуру портил слишком широкий френч, собиравшийся под ремнем неряшливыми складками. Копий музейных каталогов у него не было. «Наверное, после проверят», — решила Лера, заметив, что подпоручик записывает в книжечке отобранные экспонаты.
Вначале она безучастно стояла в стороне и на вопросы отвечала через один — гордо и невразумительно. Потом попробовала вмешаться. Отговаривала брать одно, советовала взять другое, но в итоге добилась лишь того, что подпоручик начал посматривать на нее с явным подозрением.
Наконец ящики и мешки вынесли, уложили на подводу. Прощаясь, подпоручик щелкнул каблуками, вдавил подбородок в ямку между ключицами.
— А как же я? — чуть не плача, спросила Лера. — Я не могу бросить все это на произвол судьбы!
— Во избежание паники, — объяснил поручик, — подлежащие эвакуации ценности заранее свозят на станцию. Но отправят их лишь в случае реальной опасности. Послезавтра справьтесь о них в управе. Там же получите сопроводительные бумаги.
Он вышел.
В тишине июньского вечера подвода прогрохотала по Соликамской, свернула на Покровку.
4В центре стола сукно было истертое, серое, по краям — густо-зеленое.
