Мими приоткрыла рот в восторженном изумлении.
— Ах, Джек! — Она взяла ожерелье, и ее тонкие пальцы коснулись руки Уолли, заставив его вздрогнуть. — Это мне?
— Ну, конечно же, моя звездная куколка!
Земные эпитеты вполне годились и для керимских девушек.
Она надела ожерелье через голову. Драгоценные камни засияли у нее на груди, словно язычки пламени.
— Спасибо, Джек. Они просто чудесные! — Мими мягко наклонилась вперед и поцеловала его своими нежными пухленькими губками.
У Джека закружилась голова.
Да, она была чужая, и все же в ней было что-то общее и с Еленой из Трои, и с Клеопатрой, и с соседской девушкой на далекой родине.
Уолли положил руки на спину Мими и привлек ее к себе, как вдруг снаружи раздался голос Друбала:
— Привет всем! Есть тут кто-нибудь?
Они оба вскочили, и краска очаровательно залила щеки Мими. Уолли почувствовал холод на лбу и вытер пот. Не глядя друг другу в глаза, они вышли наружу. Друбал поставил на пол массивный тюк, обернутый глянцевитыми листьями и перетянутый стеблями лиан. Снимая эту штуковину с плеч, он что-то ворчал себе под нос. Из угла красными капельками сочилась кровь.
— Вот! — сказан он с глубоким удовлетворением. — Нам достался левый бок!
— Ах, отец, как это замечательно! — Мими оглянулась, затем выхватила нож из-за пояса Уолли и набросилась на тюк. — Все по справедливости! Вы поймали дроггу, значит, вам и принадлежит лучший кусок! А то я уж не могу и вспомнить, когда последний раз пробовала жареное сердце дрогги!
Она принялась разрезать веревки.
Бедный Джек Уолли! Он гордился своим умением твердо и уверенно вписываться в новые условия жизни, но при этом оставался всего лишь юнцом из предместья, вскормленным консервированным мясом. Сердце на обед — это было для него чересчур. А тем более сердце размером с колесо грузовика…
Он почувствовал, как у него комок подкатывается к горлу.
— Извините! — заикаясь, промямлил Уолли и, придерживая рот рукой, скрылся за углом.
О, стойкий Джек Уолли!
Крутой парень Джек Уолли, не переносящий вида вареных сердец и извергающий из себя свое собственное!
В эту ночь большие костры бросали вызов темноте, обильный целебный жир пузырился в котлах, толстые сочные куски поджаривались, заставляя слюнки течь в предвкушении удовольствия, и небесные ароматы возносились к звездам. Мужчины и женщины Керима забыли на время о том, что они Бездомные, и расселись поудобнее, поблескивая зубами и набивая щеки в свое удовольствие. Капли жира, сверкая, стекали у них по щекам.
Юноши скинули с себя всю одежду, оставшись в одних набедренных повязках, и ходили гоголем, топоча ногами, вздымая пыль и потрясая копьями.
Девушки, разукрашенные бусами и перьями, плясали, водили хоровод, пели и хлопали в ладоши. Чудесные золотые колокольчики на их стройных лодыжках позвякивали в такт движениям, будоража кровь.
А Джек Уолли сидел в тени хижины, куда не проникали красные отраженные отблески пламени, не глядя жевал мясо и думал о Мими, Мэйзи д'Анджело, Диане Даркстер и обо всех остальных, стараясь при этом — о, как же он старался! — не вспоминать о дрогге, часть которой он в данный момент поглощал.
Тайна керимов больше ничего не значила для него. Они были чужими, а ему чужие всегда нравились, и он ладил с ними, а когда возникали какие-то трения, чувствовал свою вину больше, чем если бы это были земляне. Так что данное обстоятельство никоим образом его не смущало. Мими была девушка что надо, и он желал ее. У нее не было матери, которая могла бы наставлять ее, но осторожный и предусмотрительный Уолли понимал, что Друбал, заботясь о внуках, станет присматривать жениха для своей дочери с куда большим усердием, чем это принято в полных семьях.
Джек начал клевать носом. У него был тяжелый день. Лодыжки все еще болели. Спина не отставала от них. Он тяжело повалился на бок, и жирный кусок мяса выпал у него из рук.
Изящная фигура, грациозно пританцовывая, ступила в тень хижины. Бусы и золотые колокольчики звенели согласно и мягко, перья призывно шелестели.
Отблески костра скользили по стройному телу, и белая плоть тепло окрашивалась румянцем. Никакое оранжевое платье не скрывало более того, что находилось под ним. Темные глаза, хранящие глубокую тайну, слегка приоткрытый рот с пухлыми губками, живое, исполненное юношеской любви тело… Мими танцевала перед Джеком Уолли.
Но голова Уолли упала на грудь, и из его полуоткрытого рта доносился храп, похожий на бульканье воды в котле.
Другая фигура присоединилась к Мими — гибкая, сильная и ловкая, в набедренной повязке, туго натянутой под плоским животом, и с мощной, словно литой, грудной клеткой. Молодой, мужественный атлет.
Смех, хихиканье. Прикосновение рук. И две танцующие фигуры исчезли вместе — бок о бок, тесно прижавшись друг к дружке.
А Джек Уолли — бедный, ограбленный Джек Уолли — спал.
— Но я думал, что Пи-Айчен — это ваш Бог…
— Тут нет никакой разницы, так что слова твои граничат с богохульством, парень! Попридержи язык.
Джек поспешно проглотил очередной кусок и еще усерднее заскреб ложкой в котелке Мими. Кружок остывшего пепла в лучах утреннего света навевал уныние, как символ разбитых надежд.
— Религия восхищает меня, — лгал Уолли, — но я взял за правило никогда не обсуждать этого с посторонними. Мы чужие друг другу, Друбал?
Друбал последний раз любовно вытер свой арбалет промасленной тряпкой.
— Нет, Джек, — ответил он очень серьезно. — Чужих не бывает. Мы не задаем вопросов…
— Вы извлекли меня из разбитой спасательной шлюпки…
— Этого я не понимаю. Мы нашли тебя возле груды металла и странных приборов.
— Почему тогда вы не хотите проводить меня туда? Если нет никаких религиозных запретов…
— Когда придет время, ты узнаешь нашего Бога. Что же касается кучи разломанного хлама, которую ты называешь спасательной шлюпкой, то Пи-Айчен взял ее к себе.
— Вы хотите сказать, что все пропало?
— Конечно. Ничего не остается ржаветь понапрасну.
— Понимаю. — На самом деле он ничего не понял, но расспрашивать Друбала об этом, видимо, было бесполезно.
Голова Уолли раскалывалась, хотя он и не пил спиртного накануне вечером. Мими еще не появлялась из своей половины хижины, отделенной занавеской. Джек прикидывал, не следует ли ему сотворить еще какой-нибудь подарок — скажем, браслет, или парочку браслетов — и тогда попробовать начать все сначала. Только этим утром до него дошло, что он накануне просил Пи-Айчена сотворить браслет, не произнося вслух ни слова, — данное открытие могло впоследствии очень пригодиться.
