Зараженный энтузиазмом друга, Джерек встал и громко засмеялся.
— Я буду возлюбленным!
— Возлюбленным!
— Ничто не помешает мне!
— Ничто!
— Я завоюю мою любовь и буду счастлив, пока Вселенная не состарится, не остынет!
— И что бы там не пророчил наш друг — пришелец, сейчас это лишь придаст игре особую остроту!
— Лорд Джеггед потер свой белый, словно полотно, нос.
— О, Джерек! Ты познаешь искушение, исступление, изнеможение, искупление, избавление!
— Джеггед, казалось, увлекся «иканьем» в этот вечер. — Избранный, истовый, истинный, исконный, искомый!
— Он был близок к опасным преувеличениям.
— Ты станешь идолом, мой дорогой. Твоя история прогремит в веках, или во всяком случае, в том, что от них останется! — и с этим возгласом он заключил в объятия своего друга, в то время как Джерек Карнелиан схватил веревку гудка и с силой дернул ее, заставив локомотив закричать, застонать и кинуться, пульсируя клубами пара, в теплую черную ночь.
— Любовь! — кричал Джерек.
— Любовь, — шептал Лорд Джеггед, снова целуя его.
— О, Джеггед! — Джерек отдался сладострастным объятиям Лорда.
* * *
— У нее должно быть имя! — воскликнул Джеггед, переворачиваясь на спину в широкой постели и делая глоток пива из бронзовой кружки, которую держал между указательным и большим пальцами левой руки. — Мы должны узнать его.
Он встал, прошел по гофрированному полу к окну и, откинув в сторону занавески, посмотрел наружу.
— Это закат или рассвет? Похоже на закат.
— Извините, — Джерек открыл глаза и дотронулся до Кольца на правой руке, чтобы слегка подправить пейзаж.
— Намного лучше, — сказал Лорд Джеггед Канари, восхищаясь золотой зарей. — А это что за птицы? — он показал на черные силуэты, кружащиеся высоко в небе.
— Попугаи, — ответил Джерек. — Им положено питаться мясом бизонов.
— И что?
— Они не хотят. Я где-то допустил ошибку в репродукции. Придется вернуть их в генобанк и начать все с нуля.
— Что, если мы навестим сейчас Монгрова? — предложил Лорд Джеггед, возвращаясь к изначальной теме.
— Он не примет меня.
— Но зато он примет меня. А ты будешь моим спутником. Я сделаю вид, что меня заинтересовал его питомник, и ты сможешь снова встретить предмет своей страсти.
— Я не уверен сейчас, что это была хорошая мысль, любимый Джеггед, — сказал Джерек. — Я слишком увлекся прошлой ночью.
— Конечно, моя любовь. Но почему нет? Это случается не так часто. Джерек Карнелиан, ты не должен отступать. Это доставит удовольствие слишком многим.
Джерек засмеялся.
— Лорд Джеггед, мне кажется, в этом есть какой-то иной мотив — Ваш собственный. Может быть Вы метите на мое место!
— Я? Что ты право… Меня совсем не занимает этот период.
— И вы незаинтересованы в любви?
— Я заинтересован в твоей любви. Ты должен полюбить. Это сделает тебя совершенным, Джерек. Ты же родился из материнского лона! Остальные пришли в мир взрослыми, созданными или друзьями, или собой, не считая, конечно, бедного Вертера, но это совсем другая история. Но ты, Джерек, был рожден младенцем. И потому ты обязан полюбить. О, да! Это несомненно. С любым другим из нас это было бы нелепицей.
— Мне кажется, вы уже говорили, что это будет нелепо и для меня, — сказал Джерек тихо.
— Любовь всегда нелепа, Джерек, — но это другое.
— Хорошо, — улыбнулся Джерек. — Я постараюсь сделать все возможное для вашего удовольствия, мой повелитель.
— Для нашего удовольствия, Джерек!
— Я должен обдумать…
Лорд Джеггед вдруг запел.
Вибрирующая трель лилась из его горла. Это была мелодии изумительной гармонии, настолько сложная и неповторимая, что Карнелиан даже не смог уследить за ее переливами.
Джерек взглянул на своего друга с некоторой иронией. В какой-то миг ему показалось, что Лорд Джеггед намеренно прервал его. Но почему?
Он подумал: «Лорд Канари обладает таким умом и воображением, что мне следовало бы полюбить именно его, а не какую-то бродяжку во времени, которую я толком и не знаю.»
Карнелиан стал подозревать, что Лорд Джеггед догадывается о его мыслях. Возможно, они не отличались безупречным вкусом. Не было ничего странного в том, чтобы полюбить серую странницу. В его веке все любили или, по крайней мере, могли убедить себя в подобном чувстве, что в сущности было тем же самым. Да, Лорд Джеггед проявил великодушие, не дав ему поставить себя в неловкое положение. Было бы пошло объявить о своей любви к Лорду Джеггеду, но, напротив, остроумно полюбить серую странницу во времени. «Хотя и в намеренной пошлости нет ничего особенного, как, впрочем, и в ненамеренной», — подумал Джерек, — «взять хотя бы Герцога Квинского».
Он содрогнулся, вспомнив вечеринку.
— Бедный Герцог!
— Его журфикс был совершенно необходим. Лучше и не могло быть.
Лорд Джеггед отошел от окна и зашагал по гулкому полу.
— Могу я использовать это для костюма? — он жестом показал на чучело мамонта, занимающее целый угол комнаты.
— Конечно, — ответил Джерек. — Я никогда не был уверен, что оно соответствует периоду. Хорошо, что вы выбрали его.
— Он с интересом наблюдал, как Лорд Джеггед разложил мамонта на составляющие его атомы, а затем из облака частиц состряпал себе свободное лилового цвета одеяние с высоким жестким воротником, какой он предпочитал, с огромными пышными рукавами, из которых выглядывали кончики его пальцев. Ноги его украшали серебряные туфли с длинными изогнутыми носами, а на платинового цвета волосах лежал обруч в виде живой сверкающей Урановой ящерицы 54-го столетия.
— Как вы величественны! — воскликнул Джерек. — Принц Пятидесяти Планет!
Лорд Джеггед наклонил голову в благодарность за комплимент.
— Мы — сумма всех предыдущих столетий, не так ли? А в результате нет ничего, что бы отмечало наш собственный век. Кроме того, что мы — это сумма.
— Я никогда не думал об этом. — Джерек спустил длинные ноги с постели и встал.
— Признаться, я тоже. Но это правда. Я не могу вспомнить ничего характерного. Наша технология, наши фокусы, наши иллюзии — все это подражание прошлому. Мы пользуемся тем, что наработали наши предки, и ничего не изобретаем сами. Мы просто дополняем то, что уже существует.
— Нет простора для открытий, мой Лиловый Лорд. Долгая история человечества, если она вообще имеет смысл, обрела свое завершение в нас. Мы можем позволить себе все, что пожелаем. Что же нужно для счастья? Даже Монгров счастлив в своих страданиях — ведь это его выбор. Никто не станет ничего менять. Поэтому мне сложно понять ваши доводы, — Джерек отхлебнул из своей пивной кружки.