— Быстрее, — крикнул Портер, когда они свернули за угол вслед за серым автомобилем и оказались на прямом и широком шоссе. Серый автомобиль удалялся, и Воронцову пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не сбросить газ, когда стрелка спидометра перетащилась за отметку 90. Он даже не сообразил, что это были 90 миль, а не километров. “Быстрее, быстрее”, — бормотал Портер, и стрелка доползла до 110. Расстояние не сокращалось, но и не увеличивалось. Заднее стекло в салоне серого автомобиля было темным, и разглядеть, что происходит внутри, Воронцов не мог. Их же машина просматривалась насквозь, солнце стояло низко, лучи его будто простреливали салон.
От шоссе го и дело отходили развилки, транспортные пересечения двух, а то и трех уровней, но серый автомобиль шел пока прямо, и Воронцов подумал: что они станут делать, если все-таки догонят похитителей. Пока это гонка, а что начнется потом? Драка, стрельба?
Серый автомобиль свернул вправо, когда Воронцов меньше всего ожидал этого. Дорога вела в какой-то поселок, начинавшийся сразу за шоссе. Они влетели на довольно узкую улицу, и здесь автомобиль исчез. Он свернул вправо, но когда Воронцов повторил маневр, он не увидел автомобиля, улица была пуста. Он промчался вдоль нее до конца — это был тупик. Развернуться было негде, и он дал задний ход. Здесь было несколько проездов и влево, и вправо. Куда именно свернули похитители?
— Поехали назад, к дому Льюина, — сказал Портер тусклым голосом. — Там моя машина.
— Простите, Дэви, я… просто не получалось быстрее…
— Не надо, Алекс, шансов у нас все равно не было. Поехали.
Они вернулись к дому физика, все такому же безжизненному.
— Нужно сообщить в полицию, — неуверенно сказал Воронцов, когда Портер вернулся, взяв из своей машины кожаную сумку с длинным ремнем.
— Конечно, — отозвался Портер, странно посмотрев на Воронцова. — Моя полиция меня бережет — так у вас говорят? Я знаю, кто увез Дженни. Пока достаточно и этого.
— Вы знаете…
— Поехали, Алекс. Не ко мне и не к вам. У вас есть друзья из русских?
— Конечно, — сказал Воронцов, подумав о Крымове.
Портер молчал, Воронцов думал о Дженни и не мог понять, почему они не вламываются в ближайший полицейский участок, почему Портеру достаточно знать, кто увез его девушку. Он уверен, что с ней ничего не случится? Как он может быть уверен? А если не уверен, то что же — он просто бездушный газетный делец, который ради информации готов забыть обо всем? А он, Воронцов, молча сидит рядом. Если бы на месте Дженни была Ирина, что сделал бы он? Разумеется, бросился бы в полицию. К чертям все.
Крымов был дома, но встреча оказалась не совсем такой, на которую рассчитывал Воронцов.
— Господи, Алексей Аристархович! — Крымов смотрел на Воронцова, будто увидел привидение. — Где вы обретаетесь? То, что вы делаете, — нелепо… Проходите в кабинет. Вы тоже, господин Портер.
— Что нелепо? — удивился Воронцов.
— Погодите… По вашему виду я понимаю, что вы ничего не знаете.
— О чем не знаю?
— Садитесь. Выпьете, мистер Портер?
Портер покачал головой.
— Кажется, — сказал он, — Алекс что-то натворил?
— Час назад в консульство позвонили из Бюро и сказали, что Воронцов занимается промышленным шпионажем, и у них есть доказательства. По законам Воронцов может быть взят под стражу, но фирма, — не знаю названия, — дела пока не возбуждает. Власти, вероятно, потребуют высылки Воронцова. Вот так. Консул вне себя. Он поехал объясняться и доказывать, что все это провокация. А вас ищут…
— Вот бред так бред, — пробормотал Воронцов.
— Индивидуальный подход, — усмехнулся Портер. — С Жаклин они избрали один путь, с Льюином другой… А с вами… Логично.
— Что логично? — раздраженно сказал Крымов. — Вы понимаете, Алексей Аристархович, что я обязан позвонить в консульство и сообщить, что вы здесь?
— Я думаю, — тихо сказал Портер, — что если господин Крымов разрешит воспользоваться телеприставкой и терминалом, мы будем знать гораздо больше, сопоставив мою и вашу, Алекс, информации. Господин Крымов будет при этом присутствовать и позвонит консулу, если сочтет нужным. От того, как быстро мы с Алексом разберемся, будет зависеть и судьба Дженни.
Крымов пожал плечами.
Жаклин Коули не исполнилось и двадцати пяти. Она была худенькая и вряд ли производила впечатление на мужчин — в ней все было с едва уловимым недостатком. Узковатые бедра, небольшая грудь, чуть раскосые глаза. К тому же, когда открыла Портеру дверь, на ее лице не было грима, оно казалось желтым, усталым и испуганным.
Портер прошел в маленькую комнату, которая выглядела еще меньше, чем была на самом деле, потому что половину ее занимал белый кабинетный рояль. На крышке рояля стопками лежали ноты и стоял в рамке большой портрет Верди.
— Это итальянский композитор, жил полтора столетия назад, поэтому у него такая седая борода, — сказала Жаклин, проследив за взглядом Портера.
Портер улыбнулся.
— Вы, наверно, решили, мисс Коули, что репортеры понимают в музыке не больше, чем в ядерной физике, да? Верди был моим любимым композитором, пока я не открыл для себя Гершвина. “Порги” и блюзы с некоторых пор действуют на меня сильнее, чем буря в “Отелло”. Вы можете это объяснить?
— Могу, — сказала Жаклин и села к роялю, потому что больше сесть было некуда, единственное кресло занял Портер. — Могу, но не стану. Вы ведь пришли не за этим… А теперь и вовсе не станете мне верить.
— Почему “теперь”? — настороженно спросил Портер.
— Вы не читали газет? — Жаклин перебросила ему сразу две.
Это были утренние локвудские газеты, раскрытые на развороте, в правом углу которого Портер сразу узнал портрет Жаклин — фотография была не новой, Жаклин на ней выглядела еще моложе, прямо девочка. Текст он пробежал взглядом профессионально — быстро и цепко. Он сразу понял, что это не фальшивка, да и поведение Жаклин не оставляло сомнений.
— Это очень серьезно? — участливо спросил он. — Я имею в виду последствия для вас.
— С работы меня уже попросили. Теперь придется жить только уроками музыки. А кому это сейчас нужно?
— Простите, — сказал Портер, — у меня ощущение, что эта напасть из-за моего к вам звонка…
— Возможно… Вскоре после вас позвонил кто-то и сказал что… ну… о чем бы я вам ни говорила, верить мне не будут, потому что все знают, что я наркоманка. Я растерялась… Я очень быстро теряюсь и перестаю соображать… Хотела найти вас и предупредить, что я не стану с вами разговаривать, а утром мне опять позвонили… на этот раз директор и сказал… А в почтовом ящике я обнаружила газеты. Вообще-то я их не выписываю.