– А! Это не страшно. Назначат штраф и отпустят.
– Когда?
– Кто ж знает? Преступников много, а Король один. Поди разберись с каждым…
Они говорили еще долго, не видя ни лиц друг друга, ни фигур. Глеб делился впечатлениями о Городе, рассказал о своих мытарствах, а Рябой Пес все перебивал его многословными замечаниями и советами, неоднократно поминал свое кредо и несколько раз заводил речь о талисмане, что лежит и ждет где-то в пещере на склонах Утеса Плачущего Человека. Вроде бы и немного времени прошло за разговорами, но приближающийся голос уже возвещал:
– Обед! – и они замолчали, разделенные решетками, коридором и мраком.
И только тут Глеб понял, что же именно все это время не давало ему покоя – он был без оружия. Он был гол. Его великолепного меча не было рядом.
Прошел тягостный день. Кусок неба в зарешеченном оконце затянулся легкой седой дымкой, сквозь которую слабо просвечивала какая-то звезда – единственная, что смогла поместиться на столь маленьком небесном лоскутке. Судя по мягкому свечению облаков, над Городом поднялась полная луна. Впрочем, за всю ночь она даже краем своим не заглянула в чрево тюремной камеры. Она светила для свободных людей, что спали в своих домах, в гостиницах – там, где положено.
Глеб тоже спал. Он лег сразу после обеда, на пять минут проснулся к ужину и потом вновь заснул. До самого утра.
А в камере напротив ворчал Рябой Пес, недовольный отсутствием собеседника.
– Завтрак! – приближался уже знакомый голос. Шаркал ногами сутулый человек, скрипела тележка. И еще что-то бряцало и позванивало.
– Завтрак! – Сутулый человек в мешковатой одежде сунул миску в камеру напротив, к Рябому Псу и пошел дальше.
– Эй! – крикнул встревоженный Глеб.—А мне?
Человек уходил, но – странное дело – бряцание и звяканье приближалось. Приближалось оттуда, откуда всегда приносили еду. Кто-то шел еще.
Глеб вдруг почему-то вспомнил, что перед тем как заколоть свинью, ее обычно не кормят, и усмехнулся этой недоброй мысли.
Вновь заплясали отблески факелов на сочащихся влагой стенах. Перед камерой остановились три воина в доспехах, с изображением Пегаса на груди.
– Двуживущий Глеб, – сказал один ровным поставленным голосом. – Вы нарушили закон, заночевав в неположенном месте; Король, рассмотрев ваш проступок, приговорил вас к денежному штрафу в двадцать золотых монет. В случае, если вы не сможете выплатить вышеозначенную сумму, вас обязывают в течение двух часов покинуть Город. Только полностью выплатив штраф, вы вновь получите возможность вернуться в Город. Вам все ясно?
– В общем…Да… Но…
– Хорошо. Вы заплатите сейчас?
– У меня нет денег.
– Тогда вы должны покинуть Город.
– Ладно. Но верните мне мой меч!
– Конфискованные вещи вы получите у выхода.
Воин отошел в сторону, исчезнув из поля зрения. Что-то загремело, лязгнуло, и ржавая решетка стала уходить в стену, открывая проход. Замерла, напоследок хищно клацнув.
– Выходите!
Глеб шагнул из камеры и с любопытством огляделся по сторонам. Только сейчас он смог оценить истинные размеры тюрьмы. Длинный коридор, освещенный редкими факелами, торчащими в стенах, тянулся, насколько хватал глаз. Он слегка изгибался, и Глеб предположил, что этот тюремный туннель замкнут в кольцо – ведь человек с тележкой всегда приходил с одной стороны, и никогда не проходил назад. Примерно через каждые двадцать шагов по обе стороны коридора располагались темные камеры, отгороженные массивными решетками. Сколько из них пустовало на данный момент, а сколько было занято – об этом можно было строить самые разные предположения – все равно внутри ничего не было видно.
– Эй, парень! Не забывай Рябого Пса! Удачи тебе! Помни – лежит и ждет!
– Тебе удачи, – обратился Глеб в камеру соседа. – Надеюсь, ты недолго здесь просидишь.
– Пройдемте! – Глеба весьма невежливо толкнули в спину, и он был вынужден подчиниться.
Они долго шли по коридору – впереди воин; который огласил приговор, за ним Глеб и замыкающими – два ратника с горящими факелами в руках. Монотонно, вгоняя в сон, лязгали сочленениями доспехи, стучали о каменный пол окованные железом сапоги, бряцали мечи. А они все шли и шли: мимо горящих и потухших факелов в покрытых плесенью стенах, мимо решеток камер, мимо ржавых цепей и кошмарного вида оков, валяющихся на полу…
Они остановились возле глухой двери, и охранник, идущий первым, долго ковырялся огромным ключом в замке, прежде чем смог его открыть. Дверь распахнулась, и ослепленный Глеб закрыл глаза рукой – за дверью был солнечный день. Его подтолкнули вперед, и он едва не упал, больно запнувшись о высокий порог. В руки ему сунули что-то тяжелое и холодное, он схватил это и догадался, что ему вернули конфискованный меч. Его опять подтолкнули, он вновь чуть не упал. Слепило солнце, мешался неудобный громоздкий меч в руках. Глеб все щурился, по щекам текли слезы, засвербило в носу, он чихнул, потом еще раз, и еще, а его все вели, направляли, подталкивая, словно слепого, пока он не прозрел.
– У вас есть два часа, для того чтобы покинуть Город. Иначе вы вернетесь туда, откуда только что вышли, – напомнил охранник и скрылся за неприметной дверью.
Глеб остался один. Он стоял возле пестрой стены, что уходила в самое небо. Его вывели, вытолкали из ее утробы и оставили в маленьком полудиком садике, где росли колючие кусты шиповника и жесткий терновник. Сквозь заросли проглядывали дома на соседней улице, слышались голоса людей.
Из-за деревьев вышел еще один королевский гвардеец. Он прошел мимо Глеба, внимательно посмотрев на него, подошел к двери и постучал. Ожидая, пока ему откроют, воин обернулся, привалился к стене и стал пристально и открыто разглядывать Глеба. Это было неприятно, и Глеб поспешил уйти.
Он некоторое время бестолково колесил по переулкам, пока не наткнулся на знакомую улочку. Дело близилось к полудню, Глеб успел проголодаться, но купить еду было не на что. Впрочем, он еще мог успеть к бесплатному тюремному ужину и о ночлеге не пришлось бы беспокоиться, достаточно было пробыть в Городе лишние пять минут. Но такая перспектива его не прельщала, и Глеб спешил, не обращая внимания на голод и усталость…
Он вышел к ближайшим воротам – северным и через них покинул Город, на прощание обернувшись и бросив взгляд на величественные росписи стены, на каменные дома с плоскими крышами, на свечи тополей, на патрули королевских гвардейцев…
Уйти из Города было значительно проще, чем войти в него – при выходе никого не проверяли, и людской поток свободно изливался через высокую арку ворот и растекался по дорогам и тропам, ведущим во все уголки Мира.
