В отделении воняло точно так же, как воняло кровью в тот майский день в доме Гудоллов. Бобо двинулся по направлению к стойке. Он поднялся на цыпочки и перегнулся.
На столе лежали телефонные книжки, блокноты и сигареты полицейских, но он не увидел того, чего боялся. Никаких тел, распростертых около стола, не было.
- Честер! Маккон! - прокричал он. - Кто-нибудь!
Он прошел через коридор к кабинетам, комнате предварительного досмотра и комнатам для допросов, но никого не увидел. Позади продолжал истошно заливаться телефон.
Прежде чем отправиться осматривать участок дальше, Бобо обернулся, чтобы еще раз взглянуть на вход. И тут он заметил то, что раньше ускользнуло от внимания: дверь между основной частью отделения и шестью маленькими камерами была приоткрыта на несколько дюймов.
Эта дверь всегда держалась запертой, даже тогда, когда заключенных в камерах не было, - это неписаное, но строго соблюдаемое правило было таким же традиционным, как и то, что при любой ситуации в отделении должен оставаться хотя бы один человек.
Бобо медленно вернулся обратно. Он дотронулся до тяжелой металлической двери, она со скрипом отворилась. Запах крови, к которому теперь примешивался тяжелый запах разложения, обрушился на Бобо. Он посмотрел вниз и увидел, что пол заляпан красными пятнами.
Он был уверен, что сейчас увидит тела Мо Честера, Ганса Маккона и всех тех офицеров, которые могли находиться в отделении.
Бобо прошел в коридор, и, быстро пробежав мимо камер, обнаружил три тела. Ни одно из них не было телом полицейского. Двери камер были заперты. Страшные, жестоко изуродованные тела лежали за решетками трех камер. Кровь, застывшая на полу, образовала толстый вязкий ковер. Наконец-то замолк телефон. Один из трех человек - Грилл - был изуродован настолько, что его лицо превратилось в сплошное месиво из длинных, словно вырезанных полосок кожи; второе окровавленное лицо показалось Бобо знакомым - похоже, что портреты этого человека появлялись в газетах или на обложках журналов.
Бобо потребовалось не больше тридцати секунд, чтобы пересечь площадку, где находилась городская стоянка машин. В этот вечер на здании театра висел большой плакат:
ПРИГЛАШАЕМ ХЭМПСТЕДСКУЮ ПОЛИЦИЮ НА СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.
Бобо промчался под этим плакатом, написанным большими черными буквами.
Вестибюль театра был ярко освещен и пуст, точно так же как и полицейский участок. Раздавался только громкий треск - это доносились звуки фильма, что демонстрировался в основной части театра. Он ощутил едкий запах, такой же знакомый, как и аромат пива. Это был кордит - запах его оставался после учебной стрельбы в подвале полицейского участка.
Он прошел мимо пустого места билетера и раздвинул двойные двери, ведущие в зал. На него обрушилась какофония звуков: выстрелы, вопли, взрывы смеха и безумная музыка.
В луче света клубились последние кольца дыма.
Все места казались пустыми. Бобо сделал несколько неуверенных шагов по проходу между креслами, глаза еще не привыкли к темноте.
- Эй, - сказал он, - ребята?
Внезапно он увидел чью-то ногу, торчащую в середине прохода и перекинутую через ручку кресла.
- Эй, да вы что, все перепились?
Несмотря на вопли и громкий смех, раздававшиеся с киноэкрана, Бобо услышал стон. Он дотронулся до торчащего колена, потряс его.
- Где здесь включается свет?
И тут то ли экран стал более ярким, то ли глаза его привыкли к темноте, но он наконец-то все рассмотрел. Повсюду, по всему залу, валялись на полу в лужах крови мертвые люди. Это походило на страшную шутку: куда бы Бобо ни бросил взгляд, везде - на сиденьях, в проходе среди растоптанных кукурузных хлопьев - друг на друге валялись окровавленные тела.
На следующие несколько секунд Бобо Фарнсворт, видимо, сошел с ума. Он страшно, протяжно закричал, побежал к первому ряду и наткнулся на тело Марка Йоханссена, лежащее лицом к проходу. Светлые волосы Йоханссена залила темная субстанция, напоминающая шоколад, рот был открыт.
На сцене, в футах четырех от трупа Йоханссена, расползлось огромное пятно крови и внутренностей, посреди которого еще можно было различить толстую человеческую руку.
Бобо подумал, что он последний живой полицейский в Хэмпстеде.
И прежде чем профессионализм помог ему прийти в себя от пережитого шока, Бобо услышал тихий свист, что поднимался откуда-то с пола. Пленка порвалась, и звуки обрезало как ножом. Постепенно тихий свист и неясный шепот переходили в стоны.
Не все были мертвы. , Бобо бросился из зала; он бежал по проходу, ступая в лужи крови. Добежав до входа, прежде чем броситься к телефону и вызывать полицию штата и "скорую помощь" Хэмпстеда, Сарума и Кинг-Джорджа, Бобо еще раз обернулся.
***
И экран поглотил его, Бобо оказался внутри него.
***
- Я увидел нечто безумное, - рассказывал Бобо месяц спустя Грему Вильямсу, - на это было невозможно смотреть.
Они находились в доме Грема, и Бобо нервно встал, засунув руки поглубже в карманы брюк.
- Эта девочка жила тут с вами, недолго, да? Пэтси Макклауд?
- Да, она была тут, - ответил Грем.
- А больше не живет?
Грем покачал головой.
- Я потому спрашиваю.., вы вряд ли поймете это, но тем не менее я скажу. Дело в том, что когда я стоял и смотрел там на экран, то внезапно подумал о ней. Я увидел ее лицо, подумал о ее лице, вернее. Как будто она могла бы помочь мне. Я действительно хотел ее увидеть.
- Я прекрасно понимаю это, - сказал Грем. - Вы даже сами не знаете, как это важно.
Бобо мрачно, почти сурово посмотрел на него.
- Быть может. Да, я помню тот день.., на Кенделл-Пойнт.
Я никогда его не забуду, обещаю вам. Я думал тогда, что Ронни умерла.., и там были вы, эта девочка, Пэтси, и другие парни. Вы все выглядели красивыми. Красивыми. Даже сейчас вы красивы - старый горбатый.
- Поскольку Пэтси лет на десять, а то и на пятнадцать старше вас, то, наверное, вам нужно прекратить называть ее девочкой, - заметил Грем. - И у меня нет горба.
- Так же как его не было у этого звонаря в Нотр-Даме.
Вы знаете, что мы должны практически заново формировать полицейское отделение? На это понадобится не месяц и не полтора. Я думаю, год. А может быть, и больше, - Бобо скрестил руки на груди и сделал несколько шагов к столику с пишущей машинкой. - Но тогда, тогда я словно влюбился в эту девочку, простите, эту женщину... Грем, вы знаете, как я волновался о Ронни. Но эта женщина, она просто потрясла меня. Если понадобилось бы, то я бы умер за нее.
- Вернемся к театру Натмега, - предложил Грем.
Бобо прекратил бессмысленное вышагивание между диваном и столиком с пишущей машинкой.
