— А што, под соломой изба будет?
— Эт, почему же под соломой? Мы с братом не какие-нибудь прощелыги… Давай еще тесу на крышу.
— Тес нынче до-орог…
— Он всегда дорог, — изрек Серик. — Да, еще плах на потолок и пол.
— Ба-а… Для кого изба-то? Уж не для боярина ли?
— Да нет, братов молотобоец женился, вот ему избу и ставим…
— Не зря сказывают, разбогател Батута… Это ж надо, для молотобойца избу с полом…
Когда скрипящие от тяжести возы потянулись в город, Серик было, вознамерился поглазеть, как отправляется половецкая ладья, но купец его остановил:
— Эгей, скоро темнеть начнет… Когда избу-то ставить? Два дня, што ли, валандаться? Тебе помогать придется, да и брату тоже, с подмастерьями…
Разочарованно вздохнув, Серик пошагал вслед за возами.
Сруб собрали быстро, мать со стряпухой едва успели на стол накрыть. Тут же во дворе, положили две плахи на козлы и мать с сестрами расставили богатый обед. Работники степенно расселись за столом. Ели не спеша, основательно, поглядывая на сруб. Запив обед крынкой молока, купец сказал:
— За зиму сруб высохнет, так стянется, что звенеть будет…
До вечера собрали пол, потолок и крышу. Не забыли и небольшое крылечко. Жена Ярца, Калина, совсем юная девчонка, сбегала в дом, принесла Мышату. Огромный котище отсыпался в горнице после ночных подвигов, готовясь к следующей ночи, а потому лениво оглядывал всех сонными, прижмуренными глазищами. Лета четыре назад Батута принес его котенком от знакомого купца, заплатив серебром. Калина растворила дверь своей избы, осторожно пустила кота на крыльцо. Кот некоторое время стоял, настороженно втягивая ноздрями воздух, все, замерев, смотрели на него. Наконец, на полусогнутых, он вошел в избу. Все, разом, облегченно вздохнули. Если бы кот не пошел, пришлось бы избу разбирать, или волхва звать.
Батута проговорил:
— Ну, живите и плодитесь… — и принялся прощаться с купцом.
Серик помог принести небогатые пожитки Ярца и Калинино приданое. Приданое оказалось на удивление богатым.
Серик спросил:
— Уж не купеческую ли ты дочь отхватил?
Ярец пожал плечами:
— Я ж у Батуты молотобойцем… Глядишь, скоро и сам мастером стану?..
За день наломались, а потому разбрелись спать, не дожидаясь темноты. Серик поглядел на небо — оно наливалось глубоким золотым цветом на закате. И следующий день обещал быть погожим, а потому Серик снова завалился спать на дворе под шубой. Славно спалось на свежем воздухе! Только под утро, Серика будто пинком кто в бок саданул, он вскинулся; прямо перед его лицом стоял кот, и огромные глазищи горели хищным огнем.
— Тьфу, леший… — пробормотал Серик, накрываясь с головой, перед рассветом стало студено.
Кот нежно мурлыкнул, осторожно протискиваясь под шубу. Серик проворчал добродушно:
— Ну, ты и хитрюга, Мышата…
Кот повозился, пристроил голову на плечо Серика и уютно замурчал на ухо.
Серик проснулся, когда уже из кузни доносился стук молотков. Заглянув туда, он заметил, что стучат лишь подмастерья, да Ярец проковывает мелкие заготовки. Батута на большом точиле доводил готовый меч.
Серик прошел в дальний угол двора, где под навесом был устроен небольшой помост из бревешек. Под помостом грудой лежали кожаные мешки с песком. Немного подумав, Серик прицепил к толстому железному крюку на толстой же волосяной веревке, несколько мешков, поднялся на помост, одной рукой уперся в столб, поддерживающий навес, а другой взялся за веревку. Расстояние между столбом и веревкой было в точности, как у лука расстояние между рогом и тетивой. Медленно оттянул веревку до уха, подержал, отпустил. И так до тех пор, пока рука не налилась тяжестью. Потом то же проделал и левой рукой; бывают случаи, когда уменье стрелять с обеих рук спасает жизнь. Спустился под помост, прицепил на крюк еще один мешок с песком, оттянул веревку сорок раз. Привесив еще мешок, и проделав упражнение не менее двадцати раз, Серик удовлетворенно подумал, а не попробовать ли руками натянуть ножной лук? А что? Побиться об заклад со знакомым стражником на кошель серебра? Почему же не заработать на том, чего мало кто умеет?.. Привесив остальные мешки, взобрался на помост, оттянул веревку, и держал до тех пор, пока руку не заломило.
Наконец мать позвала завтракать. После завтрака Серик слонялся по двору. Странно, но никогда еще не было такого, чтобы ему некуда было себя деть! А не съездить ли завтра на охоту? У сохатых как раз гон. Глядишь, и зиму с дичиной будем? Нет, завтра не получится; Батута новый меч начинать будет, он всегда Серика зовет заготовку проковывать. Серик может быстро молотом бить, Ярец слишком медлителен. Решено! На охоту — послезавтра… И тут раздался стук в калитку.
Серик не спеша, подошел, отодвинул засов. Снаружи с седла перевесился солидный мужчина, в богатой одежде. Он спросил:
— Это двор кузнеца Батуты?
— Он самый… — кивнул Серик, и, повернувшись к кузне, крикнул: — Батута-а!..
Батута вышел, направился к калитке. Серик спохватился:
— Да ты входи! Чего с седла свешиваться?
Мужчина легко соскочил на землю, накинул поводья на специальный колышек, прибитый к воротному столбу, вошел в калитку, сказал:
— Да мне, собственно говоря, не Батута нужен, а брат его, Серик…
Подошедший Батута проворчал:
— Добрая-то слава на долго во дворе задерживается, а недобрая — и при запертых воротах далеко летит… И зачем купцу Реуту понадобился мой непутевый братец?
— Слыхал, боец он у тебя знатный?..
— Да уж, подраться любит…
— И ничего не люблю! Если только вынудят… — проворчал Серик, разглядывая купца.
Явно, неспроста заглянул купчина. Поговаривали, что он самый богатый купец в Киеве. И давешний незнакомец про него спрашивал…
Батута проговорил медленно:
— Народ сказывал, всемером против двух десятков рубились… Десятерых насмерть зарубили…
— Ох, и любит же народ приврать! — воскликнул Серик. — Ничего не десятерых! Троих всего…
— А тебе мало?.. — проворчал Батута. — Ну, и на што тебе этот буян?
— Да понимаешь, скоро непогода начнется, а дочери моей надобно съездить в пустынь, помолиться… — купец замолчал.
— Ну, дак, и пусть едет. А Серик-то при чем здесь?
— Мои стражники с караваном в Сурож ушли, зимовать там будут…
— Чего ж ты их в Сурож всех отправил? Мир у нас нынче с половцами…
— Мир-то мир, да тревожно чего-то в степях… Кто только не шалит в полях половецких! — в сердцах бросил купец.
— А вот Серик и шалит… — засмеялся Батута.
