Теперь настала очередь Аргхада. Его задача была намного проще, но Аргхад был Чистильщиком, а не военным, поэтому инструктаж отнял почти полчаса. Спешить, впрочем, было некуда и незачем - до полудня малыш вполне успеет поднять весь свой недочищенный гарнизон.
В резиденцию Илья вернулся один. Шёл, не пряча кумангу и не шарахаясь. Дюжина дюжин конников была ещё далеко в южной части города, а десятком рабов меньше или десятком больше - это уже не играло никакой роли. Он всё равно уже преступил важнейшие запреты Устава и даже готов был пролить кровь.
Много крови.
И всё это ради... чего? Женщины, которая приснилась?
Неужели он действительно спятил, пропустив через себя власть и покорность двенадцати городов? И значит, там, в пустыне, далеко на востоке или юго-востоке от города, нет никакой винтовки, которую нужно забросить в запредельную бездну, потому что она убьёт Ваську Мудрых. Просто он, Илья, один из лучших Чистильщиков ордена, всё-таки не выдержал взятой на себя боли. Его Дракон ошибся, не умертвив Илью двумя-тремя городами раньше, переоценил его силы. А теперь Илья таким вот странным образом ищет смерти для себя и других. Воображение, захлёбываясь в боли, рисует ему эти неправдоподобно реалистические сны, кошмарно пародирующие действительность.
Ведь нет же (и не может быть!) в реальной жизни соответствий всем этим странным вещам: винтовка, патроны, партбилет, гараж... Да что там соответствия - и слов таких не существует в человеческом языке! "Оптический прицел"... Что это такое? Как Илья может понимать, что это такое, если это невозможно ни рассказать, ни показать, ни сделать? "Патроны"...
Но патроны лежали во внутреннем кармане камзола, аккуратно пришитом Рогханой. Они были тяжёлые и промасленные, а потом грязные, а потом их снова отмыли. И как ни крути, а Илья знал, что такое патроны и зачем. Объяснить - да, не смог бы никому на всём земном диске, но знал. А значит, и винтовка лежит где-то на востоке или юго-востоке от города - там, где его, спящего, скрутили рейдовики. И они должны точно знать - где. Значит, её действительно надо забросить в бездну.
Что ж, если это безумие, то в нём есть система.
В резиденции Илья, уже не раздумывая, переподчинил всех и занялся приготовлениями. Побольше вина и побольше еды - на трёхсуточный рейд для трёхсот человек. В живых останется гораздо меньше, но неизвестно, кому повезёт, поэтому готовить на всех...
Через час после полудня Илья, в окружении дюжины дюжин конников ордена и более чем двухсот солдат и офицеров гарнизона, прорвал первый, усиленный, заслон, потеряв при этом около ста человек. Сквозь внешние карантинные заслоны отряд прошёл играючи, но ещё двести бойцов Илья оставил погибать в арьергардном бою.
С ним осталось около четырёх дюжин конников (в том числе раненый в плечо Баргха), Аргхад, лекарь и двое рейдовиков. Одного из них (это был Рассудительный) убили в первом прорыве, Хриплого успел заслонить Баргха, а Угрюмый сам бился отчаянно, веско и без халтуры и не нуждался в помощи. Компактной, ощетиненной пиками и алебардами группой они вырвались на оперативный простор и скакали точно на юг до тех пор, пока город Аргхада не остался за пределами видимости.
Лишь после этого, ведомые Угрюмым и Хриплым, свернули на восток-юго-восток и продолжали движение тем же бешеным аллюром, пока одна за другой не пали четыре лошади под тяжеловооружёнными конниками. Короткий отдых (для лошадей: люди были готовы на большее, на всё!) - и снова несколько часов изнурительной скачки.
Теперь их было тридцать девять. Дюжина (в том числе четверо пеших) была оставлена позади для ещё одного, пусть маловероятного, арьергардного боя.
За полчаса до заката Угрюмый и Хриплый выразили наконец единодушную уверенность, что "где-то здесь". До утра не было смысла начинать поиски, поэтому Илья приказал выставить дозоры и отдыхать. Лошадей напоили (первый и последний раз) водой, которую каждый вёз с собой.
Почти все, кроме дозорных, попадали, где стояли, но сначала был раскинут шатёр для Ильи. А лекарь, тоже падавший от усталости, всё бродил между спящими, осматривая раны и перевязывая. Да ещё Аргхад, заставивший лекаря вколоть ему пару ампул бензедрина и отмахнувшийся от перевязки ("Царапина!"), был радостен, горд, возбуждён и бодро занял пост возле входа в шатёр. С алебардой наголо, уже побывавшей в деле, и с заскорузлой от подсохшей крови тряпкой вокруг лба.
Бесценного Баргху, потерявшего слишком много крови, Илья, прежде чем удалиться и уснуть, поручил особым заботам лекаря.
8.
Снилась Аля.
Она была в белом свадебном платье, при сбитой набок фате и с ненатурально взрослой причёской, уже слегка растрепавшейся. Всё это ей удивительно шло. Они с Ильёй на спор плясали вальс под "Облади-обладу", и выяснялось, что это вполне осуществимо, если не очень обращать внимание на музыку. А младший лейтенант Василий Мудрых, затянутый по случаю собственной свадьбы в парадный, "цвета морской волны" мундир, был непривычно угрюм, прихлёбывал шампанское, как воду, и косил на невесту ревнивым глазом. В нём просыпался домостроевец. Ему начинало не нравиться, как взмётывается в танце белый подол с высоким, выше середины бедра, разрезом, то и дело открывая Алины загорелые ноги.
Ну и чёрт с ним.
Зато это нравилось Але.
К тому же, ведь это, наверное, был их последний танец, и пускай Васька потерпит.
Все свадебные благоглупости были уже позади. Дрых, растянувшись под гардеробной стойкой, шафер, мужественно выхлебавший полную туфлю коньяка. Наливался хмельной нетворческой тоской институтский поэт, шевелил губами и досадливо мотал головой - видимо, его программа была ещё не исчерпана, а может быть, он остро переживал слишком вольную редактуру своих эпиталам и мадригалов. Валялись под ногами бумажные мальчики и девочки, в невыполнимом количестве извлечённые Васькой из капустного кочана. Кое-где, под ногами же, похрустывало стекло. В одном тёмном углу целовались ("У вас своя свадьба - у нас своя свадьба!"), а в другом то затухал, то с новой силой разгорался генеалогический спор: кто кому теперь шурин и деверь, а кто просто свояк...
И почти никому, кроме притомившихся музыкантов да возревновавшего мужа, не было дела до чудных Алиных ног.
- Давай больше не будем его дразнить, - шепнул Илья.
- Ещё чего! - возразила Аля. - Наоборот! - И тряхнула головой так, что фата наконец оторвалась и мягко спланировала прямо в тарелку поэта.
Музыканты, словно того и ждали, сопроводили полёт фаты заливистыми фиоритурами и выдули в саксофон жирную коду.
- Судьба! - сказал Илья, останавливаясь и останавливая Алю.
- Случайность, - возразила она и положила голову ему на плечо.
