... Ругивлад жадно хватал морозный воздух, он задыхался. Клубы дыма окутывали дом, но то было в иной, нездешней яви, то осталось в прошлом. Закашлялся. Сознание судорожно цеплялось за приметы, не пуская назад. Молодой волхв глотнул, набрав полную грудь, он старался еще, хоть на мгновение, удержаться там, в Сбывшемся ...
Конный отряд Малховича ворвался в город следом за ростовцами.
Дорогу преградила стена огня, по дощатой улице, пламенея, расползалась смола.
- Вперед! За Киев! За Владимира! - прохрипел Добрыня.
В черных дымах угадывался редкий строй воинов, что успел собрать тысяцкий. Дрогнули тетивы. Забились в муках израненные обожженные кони, калеча и сминая пеших соратников. Всадники яростно ринулись сквозь языки пламени. Многие были сражены новыми меткими выстрелами и рухнули вместе с лошадьми, но те, кто мчался за ними, проскакали по телам павших и врезались в неплотный строй словен. Они раскидали линии защитников и хлынули по улице вниз, прямо к вечевой площади. За конным отрядом бросились и остальные.
- Mужайтесь, ребятушки! - кричал Угоняй, отбивая удар за ударом, - Не пустим супостата!
По всей улице кипела яростная схватка. Душераздирающие крики людей, стоны и ржание мечущихся лошадей, звон клинков и скрежет рвущихся кольчуг. На Угоняя набросилось шестеро. Он защищался с великим трудом - годы не те. По всему было видно, что им приказали взять бунтаря живым. Но и тогда он показывал яростную храбрость и поразительное ратное умение. Старик стоял непоколебимо.
Его меч свистнул, взлетел и рухнул серебристой волной. Шелом на враге раскололся, череп хрустнул, в стороны плеснуло кровью и серой кашицей. Кияне отступили, Угоняй утер бороду, но передышки не последовало. На него бросился молодой и рьяный дружинник. Парня выдали глаза, тысяцкий прочитал, куда удар, он ловко поймал движение стали, неуклюже развернулся и снова окровавил меч. Противник дернулся и повалился набок. От плеча до плеча быстро расползалась алая полоса. Наскочившему второму Угоняй тут же подсек колено не прекращающимся волнистым движением тяжелого клинка, третьему стремление металла рассекло кисть.
Тысяцкий проклинал дозорных, но еще надеялся, что там, на вечевой площади, волхв сумеет воодушевить земляков. Даже если бы это было так, не видать ему ни Богумила, ни старухи своей, ни внучат.
Стрела угодила в плечо, в едва различимую щель между изрубленными пластинами доспеха.
- Держись, старик! - крикнул ему кто-то.
- Уходите! Со мной кончено! - прорычал он в ответ.
Плечистый новгородец заслонил тысяцкого щитом, в который ткнулись еще две стрелы, но тут же рухнул, пораженный копьем в живот.
Перчатка мешала. Угоняй потянулся к плечу, ломая древко. На него налетели, сбили с ног и смяли, выкручивая руки назад.
Превозмогая тяжесть, мощный старик в какой-то миг отшвырнул, разметал ретивых. Кто-то занес над ним рукоять, пытаясь оглушить, да перехватил тысяцкий врага за кисть, повел, выгнул и с хрустом вывернул руку из сустава.
Напрасно. Громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар секиры...
* * * Площадь гудела. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец, перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
- Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий Город! Твоих тоже порешили...
- Будь он проклят, Добрыня-Краснобай! Покарай его боги!
В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди. Трепещущие в судорогах тела.
- Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Путята не мешал его стремлению. Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись трупы задавленных и посеченных горожан.
Хрипели умирающие, стонали раненные.
Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали своего служителя.
- Быдло и есть быдло! Что с них возьмешь? - рассмеялся вельможа, посматривая свысока в сторону беспорядочно мечущихся горожан.
Расторопный конюший придержал скакуна. Княжий дядя ступил на землю, умытую славянской кровью. Не побрезговал Добыня сапожки замарать - не впервой ему.
- Давайте сюда волхва, - приказал Малхович конюшим.
Ростовцы шли плотным строем, выставив копья, вытесняли люд в проулки и гнали вниз к Волхову. Над городом повисла серая дымная пелена. Подъехал и Путята., спешился, не посмел с дядей княжьим с седла говорить.
- Ну, что? Взяли Угоняя? - спросил Добрыня воеводу.
- Не гневись, светлейший! Больно крепок оказался! Гори он в пекле! выругался Путята. - Да и этот, - воевода указал на Богумила, которого только что подвели - тоже не слаб.
Тяжело шел Богумил. Не посмели кияне волхва новгородского скрутить сам он к разорителям Нова-города подступил.
- Что скажешь, дед! По-княжьему вышло, али нет? - ухмыльнулся Добрыня.
- Проклятье тебе, боярин! Будь проклято семя твое! - замахнулся на вельможу Богумил, но ударить не успел.
Краснобай с яростью ткнул старика ножом под бок, предательское железо вошло в тело по самую рукоять. Богумил охнул, выронил корявый посох, ухватился за одежды убийцы и стал медленно оседать. Тот отпихнул старика, верховный жрец рухнул на колени, но подняв быстро хладеющие персты, трясущимся пальцем все же указал в сторону Добрыни:
- Внемлите, Навьи судьи! И ты, внемли, жестокий Вий! Веди мстителя! вымолвил старый волхв, пав навзничь.
- Я иду! Я слышу, отче! - крикнул молодой волхв, что было сил, и очнулся.
- Мы идем! Трепещите, церковники! - повторил я, крепко сжимая Инегельдов посох, - Ни хитру, ни горазду суда Велесова не избежать!
...Компьютер запищал, стрекотал модем. Продрав глаза, я бросился к машине и нажал "Обновить" на верхней панели. В папке новых писем красным высветилась единица. Я раскрыл письмо, которое состояло из одной строки.
"С возвращением, Рогволд!"
(1999)
