а) если Таллент сознательно решит взорвать бомбу;
б) если кто-то против его воли попытается бомбу удалить;
в) если он умрет и его сердце остановится.
Кибенский доктор замечательно справился с ответственным заданием. Теперь же новоиспеченный наркоман весь скрючился и затрясся, жалобно стеная и моля Таллента о последнем пакетике.
- Конечно-конечно, приятель, этот дозняк твой. Таллент держал пакетик двумя пальцами - так, чтобы доктор одновременно мог видеть и дурь, и пистолет. Но чуть погодя. Сперва ты отведешь меня наверх повидаться с твоим командиром
Золотистые щелки глаз кибена широко раскрылись. Он силился понять, о чем говорит землянин. Доктору казалось, он знает, что нужно этому человеку. Избавиться от бомбы и покинуть Планету Мерта. Но теперь...
Кибен испытывал страх и недоумение. Что за ненасытный червь его гложет? Почему каждый нерв как оголенный провод? Во всем виноват землянин. И откуда такая уверенность, что белый пакетик на время успокоит страшного червя?
Несчастный доктор едва помнил, как вел землянина, куда тому было нужно. Потом поднял взгляд - и перед кибеном оказался его изумленный командир, гневным голосом требующий объяснений. Хотя никаких объяснений на самом деле и не требовалось.
А потом, прямо на глазах у доктора, Таллент поднял пистолет и выстрелил. Выстрел снес командиру полголовы - его развернуло вбок, и клочки мозга забрызгали иллюминатор. Потом тело рухнуло на пол и прокатилось чуть ли не до спусковой шахты. Пройдя мимо доктора, Таллент спокойно подпихнул труп дальше. Тело на какой то миг словно зависло в воздухе - а потом, будто камень, ухнуло в колодец.
Теперь оставалось сделать всего один шаг.
Пристально разглядывая доктора, Таллент подошел к нему поближе. Да, кибен как кибен. Чуть ниже их среднего роста, с заметным брюшком и еще более заметной лысиной. Еще пара лет - и на черепе ни волоска не останется.
Золотистая кожа кибенской расы. Волевое лицо. Да, пожалуй, волевое. Если не считать непрестанного тика левой щеки и нижней губы. И фирменного клейма дури вокруг рта и глаз. Милейший доктор отныне был наркоманом. Таллента это вполне устраивало.
Он даже находил какое-то удовлетворение в том, что так легко приспособил этого инопланетника к своему замыслу. А все события вчерашнего дня и сегодняшнего теперь, когда они миновали, - казались Талленту вдохновляющими.
По-прежнему не сводя глаз с лица кибенского доктора, Бенно Таллент покопался в самом себе. И нашел, что плохое в нем - причем он первым признавал, что оно в нем куда глубже любых наносных пороков, - ни капли не изменилось. Не стало хорошим. Пройдя такие испытания, Таллент не смягчился, не стал выдержаннее. Он стал только сильнее и жестче. Плохое в нем выпестовало самое себя.
Долгие годы просьб и пресмыкательств, пронырства и шельмовства сила зла в Талленте как бы переживала юношество. А теперь достигла зрелости. Теперь у него появились и цель и направление. Трусом он уже не был, ибо лицом к лицу встретился со всей смертью, какую только мог обрушить на него мир, - и одолел ее. Он одурачил землян и посадил в лужу кибенов. Обставил солдат в поле и математиков в бункерах. Он пережил и бомбу, и кибенскую атаку, и ночь ужаса, и все, все остальное. Прошел и Болота, и поля, и город. И добрался, куда хотел.
Сюда, в эту каюту флагмана.
Но он уже не был тем Бенно Таллентом, которого не далее как вчера засекли за обшариванием карманов мертвого лавочника. Теперь это был совершенно другой человек. Человек, чья жизнь пошла на единственно возможный для нее поворот, ибо другой поворот - смерть - оказался чужд ее обладателю.
Наконец Бенно Таллент подтолкнул доктора вперед - к блокам управления.
Потом помедлил и снова повернул к себе трясущегося наркомана. Еще раз посмотрел на золотистые щелки глаз, на все золотистое лицо и с неизъяснимым удовлетворением заключил, что не питает ненависти к кибенам. Хоть они и стремились отыскать его и распороть ему брюхо. Нет, он любовался ими, ибо они тоже были заняты добыванием желаемого.
Нет, Таллент не питал к ним ненависти.
- Как тебя зовут, старина? - бодро спросил он у доктора.
А тот снова поднял трясущуюся руку со щупальцами на концах, чтобы молить о последнем пакетике. Таллент ударил по руке. Ненависти-то он, положим, не питал, но места симпатии тоже не было. Никакой любезности и сострадания. Все это сожгло адово пламя в полуразрушенном небоскребе, вытравила жестокость его собратьев-землян. Да, Таллент стал жестче. И наслаждался этим.
- Как зовут, спрашиваю.
Дрожащий язык доктора на сей раз медику не отказал.
- Норгезе.
- Ну что, доктор Норгезе? Останемся добрыми друзьями? А? Мы с тобой горы свернем. Верно? Непременно свернем.
В трясущемся теле низенького врача отныне находился личный раб землянина. Таллент хлопнул чужака по плечу:
- Вот что, док. Найди-ка мне в этом дерьме радиостанцию.
Кибен нашел все, что нужно. Потом по команде Таллента щелкнул нужным тумблером и установил связь со всеми поисковыми партиями, с висящими над Планетой Мерта кораблями и с остальными членами команды флагмана.
Бенно Таллент поднял микрофон и какое-то время просто на него смотрел. Вариантов было обдумано предостаточно. Взорвать бомбу. Приказать кибенам отправляться домой. Все, что угодно.
Но то было днем раньше. В его бытность Таллентом Дрожащим.
А сегодня... это сегодня.
Сегодня он уже другой Бенно Таллент.
Заговорил он резко и лаконично:
- Привет, кибены! К вам обращается последний человек на Планете Мерта. Тот самый, о котором говорили ваши командиры. Тот самый, у которого солнечная бомба. Вот что я вам скажу. Бомба все еще при мне. Но теперь я могу ею управлять. Могу в любой момент взорвать ее и всех вас прикончить даже тех, кто в космосе. Ибо мощь этой бомбы немыслима. Если вы мне не верите, я очень скоро дам вам послушать доктора Норгезе с флагманского корабля - и он подтвердит мои слова. Но бояться вам нечего. Ибо я предлагаю вам роль куда более заманчивую, чем доля простых солдат в завоевательной войне своей родной планеты. Я предлагаю вам сделаться завоевателями самими по себе. Вы устали от битвы, годами отлучены от дома. Теперь у вас появился шанс вернуться домой не оловянными солдатиками, а воинами, у которых есть под рукой и деньги, и завоеванные планеты. Так ли вам важно, кто будет руководить вашим флотом, если вы завоюете для себя галактики? Не думаю!
Уверенный, что солдаты с ним солидарны, Таллент взял передышку. Наверняка им без разницы. Преданность родной планете тоже имеет границы. А он сумеет превратить эту стосковавшуюся по дому орду пехотинцев в самую грандиозную завоевательную армию за всю историю Вселенной.
