Бесшумно ступая, Додар пробрался мимо спящих к термосу и нацедил себе чаю. Стиснул двумя пальцами узкое горлышко стеклянного стакана со сладким коричневым пойлом и направился к деревянной лестнице. Вела она на самый верхний, третий этаж наблюдательного поста № 9, чем-то напоминающий капитанский мостик пиратской шхуны.
Там, на третьем этаже, располагалась звукоулавливающая селективная система «Аташ», к ней протягивали свои усики многочисленные удалённые микрофоны. Днём оттуда был прекрасно виден безбрежный океан джунглей планеты Грозный.
Впрочем, безбрежный океан джунглей можно было наблюдать и ночью, в ноктовизор. Но особенной охоты смотреть на лес в тёмное время суток у рядового Додара не возникало. Ведь некрасиво! Вместо волнующегося изумрудного бархата – серое, с неряшливыми выступами сукно, которое напоминает каменистую поверхность ненаселённой планеты, лишённой благодатной атмосферы-жизнеподательницы.
Странное дело, на Грозном в рядовом Додаре проснулось эстетическое чувство, его создателями нисколько не запланированное, почти нежелательное.
Принадлежи Додар к высшей касте заотаров, прилагательное «красивый» было бы для него таким же обиходным, как существительное «честь». Но он происходил из касты демов и был произведён путем клонирования на одной из биосинтетических фабрик близ Хосрова, столицы Великой Конкордии.
В самой Конкордии фабрики эти назывались достаточно выспренно – Прибежищами Душ. Вот бежала-бежала беспризорная душа по обратной стороне мира – и прибежала на фабрику, чтобы воплотиться в отменном, никем ещё не занятом теле. Совокупность же Прибежищ именовалась Лоном Родины.
Рядовой Додар был рождён синтетической маткой в Прибежище Душ имени учителя Яркаша. Поэтому-то фамилия у него была Яркаш, как и у восьмисот тысяч мужчин, произведённых там же за двадцать два года безупречной работы комбината.
«Дети Яркаша», ласково называли их воспитатели.
Добравшись до третьего этажа, Додар уселся в кресло оператора станции радиотехнической разведки (обычно там сидел Саккар) и поставил вспотевший стакан с чаем на крышку недовольно урчащего аппаратного блока. Додар скрестил руки на груди и закрыл глаза.
Перед мысленным взором рядового встала женщина из русской книги. Душу сковала сладкая судорога.
«Larin», – прошептал Додар. Даже её имя возбуждало в нём вожделение.
У неё было суженное книзу лицо и шоколадные глаза с пушистыми ресницами. Стараниями парикмахера роскошные каштановые волосы образовывали над её ушами два фонтана из завёрнутых петлями косичек. Шея её была пригожей и белой, а прелесть девичьей груди подчёркивало необычного покроя газовое платье с низким квадратным вырезом и вздутыми, как будто ватой набитыми, рукавами.
На шее у женщины серебряными червячками извивалось бриллиантовое колье (впрочем, мудрёного слова «колье» рядовой Додар, словарный запас которого составлял две тысячи единиц, не знал). С белыми камнями колье перемигивались синие камни подвески.
Но самым примечательным, на взгляд Додара, была талия красавицы. Тонкая, шириной с два его кулака. У основательных женщин из касты демов талии были не такими – сильными, покрытыми тёплым панцирем мускулов. Конечно, у женщин-заотаров талии были изящнее. Но чтобы настолько…
«Может, это врождённое уродство? Тогда выходит, она инвалид, как старый Охар, который работал на стадионе сторожем? Бедная…»
Такой тонкой талии Додар никогда раньше не видел, в первую минуту он даже решил, что дива принадлежит к другой, не вполне человеческой расе.
Впрочем, дальнейшее знакомство с иллюстрациями убедило Додара в том, что люди на картинках хотя и диковинные, но всё-таки обычные. Мужчины, женщины и дети были наряжены очень странно, по моде не поймёшь каких времен. На головах у мужчин блестели чёрные шляпы с высокими тульями и плавно загнутыми полями, на шеях кривлялись смешные банты, а волосы на щеках росли странными курчавыми скобками. Женские юбки походили на одноместные палатки, сшитые из оконных занавесок. На ногах же у мальчика, изображённого в середине книги, были надеты не то сапоги… не то башмаки… не то ботинки, сплетённые как будто из полосок, кожаных полосок, что ли?
Собственно, из-за этих-то картинок Додар книгу и прихватил.
Он пожалел её, как жалеют потерявшегося котёнка, ведь знал: с минуты на минуту Новогеоргиевская библиотека запылает вместе со всем своим небогатым фондом. Рёв пожара приближался, а бороться с пламенем никто и не думал. Ведь они солдаты, а не пожарники.
Первого блока страниц в книге не оказалось, наверное, вырвал кто-то, чтобы вытереть штык-нож. А название на обтянутой выцветшей материей обложке было полустёршимся, сканер переводчика его не брал. Кто автор – тоже оставалось неясным. Но интуиция подсказывала Додару, что между континентами цветных картинок лежат поэтические моря.
Лесенка заскрипела, и прямо перед Додаром возникло лицо рядового Нуха. Его чёрные волосы были взъерошены, а глаза привычно гноились со сна.
– Чего не разбудил? – спросил Нух гнусавым голосом.
– Да так… А что?
– Нужно было разбудить. Полчаса уже наша смена.
– Тебе же лучше, поспал… – отхлёбывая чай, заметил Додар.
– Порядок должен быть.
«Порядок!» – мысленно передразнил товарища Додар. Вообще-то, если по порядку, двое должны наблюдать, а двое – отдыхать. И то, что Нух, Саккар и сержант Руз спят, а он в одиночку караулит – это уже не по порядку. Саккар должен дежурить с ним. Но сержант разрешил отступить от порядка. Ведь катать кости втроём веселей, чем вдвоём.
С недавних пор рядовой Додар в кости с товарищами не играл. Ведь у него была книга.
Разведбат 2-й танковой дивизии очутился на Грозном полтора месяца назад, вместе с Освободительной Армией Великой Конкордии.
Поначалу освобождение планеты от трёхголовой гидры русского гегемонизма, азиатского буддизма и европейского атеизма шло проворно.
Несгибаемые солдаты Родины, среди которых был и Додар, захватили город с неудобопроизносимым названием Новогеоргиевск (между собой они звали его «Нов»), очистили от врага космодром и совершили множество других героических деяний.
Но когда окончательно окрепла уверенность в том, что победа близка и со дня на день их погрузят на корабль и повезут в саму Москву, где будут проходить торжества по случаю низвержения безбожных Объединённых Наций, выяснилось, что 4-я танковая дивизия Объединённых Наций, состоящая сплошь из каких-то «русских», в силу упрямства, свойственного всем друджвантам, не желает признавать превосходство конкордианской веры и социального устройства. И подло прячется в джунглях, время от времени совершая оттуда лихие вылазки крошечными летучими отрядами.
