Мелли знала, что до конца своих дней будет лелеять память о том, как встретил ее отец после разлуки. Всю жизнь она думала, что он не любит ее и ему дороги только сыновья, а она для него - просто вещь. Праздник первой борозды доказал ей, как она заблуждалась. Нет, она не дурочка: ему, конечно же, польстило, что она выходит замуж за самого могущественного человека Севера - с точки зрения Мейбора, лучше ничего и быть не могло, - но не о богатстве и титулах думал он, когда бросился ей навстречу. В тот миг им руководила любовь - Мелли была уверена в этом.
- Ты готова, дочь моя? - Мейбор предложил ей руку. Неужто уже пора? Все происходит так быстро! Мелли посмотрела на Таула, потом на отца. Если сейчас она пойдет на попятный, то подведет их обоих. Она оперлась на руку Мейбора.
Вернулась Несса и довершила ее туалет. Мелли нежно улыбнулась отцу, который все время гладил ее руку, точно никак не мог поверить, что она здесь и жива. Таул не отходил от окна, но Мелли и не глядя знала, что он не сводит с нее глаз.
Мейбор достал из складок камзола ожерелье, блистающее рубинами и бриллиантами. Мелли сразу узнала его. Оно принадлежало ее матери - Мейбор подарил его своей невесте в день свадьбы. Рубины были крупные, как вишни, а бриллианты окружали их, как лепестки.
- Я привез его в подарок Катерине, - сказал Мейбор, - но у меня рука не поднялась отдать ожерелье ей. Ведь оно всегда предназначалось тебе. Большими, красными, дрожащими руками Мейбор застегнул ожерелье на шее дочери. - Идем теперь, доченька, - сказал он, поправив ей волосы. Мелли кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Таул опередил их, открыл дверь и набросил Мелли на плечи простой шерстяной плащ. Выходя из комнаты, она перехватила его взгляд. Быть может, Таул не так уж огорчился бы, если бы она отказалась венчаться.
- Расскажи мне о своих родителях, Джек, - потребовал Тихоня.
Джек по привычке рассердился. Он терпеть не мог, когда его спрашивали об этом, и ненавидел себя за то, что стыдился отвечать.
- Зачем тебе знать о моих родителях? Я ведь не спрашиваю тебя о твоих.
- Я спрашиваю не ради любопытства, Джек, - поднял брови Тихоня. Просто мне нужно узнать, от кого ты унаследовал свою силу - от отца или от матери.
Они сидели у огня. В доме Тихони было всего две комнаты: кухня и кладовая. На полках впритык стояли кувшины и корзинки с травами и специями. На стропилах висели пучки тимьяна и омелы, медленно сохнущие в тепле очага. От мисок со съедобными и ядовитыми грибами шли запахи, повествующие о разных стадиях разложения. В банках с уксусом мариновался розмарин, а в банках с рассолом - сельдерей. Здесь присутствовало столько растений, что Джек не знал и половины их. Он сам вырос на кухне, но никогда не видал подобного изобилия.
- А тебе дают силу травы? - спросил он, чтобы переменить разговор.
- Нет, парень. Некоторые травы увеличивают силу, но они не могут дать человеку то, с чем он не родился.
- Значит, колдовство передается по наследству? - Сказав это, Джек подумал о матери, о которой давно уже не вспоминал.
- Магия проистекает из трех источников, Джек. Чаще всего она передается от родителей к детям, из поколения в поколение.
При этом сила, как правило, уменьшается, и ребенок бывает менее одарен, чем его мать. Бывают, конечно, исключения, а если двое с магией в крови встретятся и родят ребенка, он может быть сильнее обоих родителей. Тихоня широко взмахнул рукой. - Но ни в чем нельзя быть уверенным. Второй путь, которым человек может обрести силу, - это зачатие. Бывают такие редкие ночи, когда воздух сгущается от присутствия судьбы и магия сама входит в людское семя. Дитя, зачатое в такую ночь, может обладать невиданной мощью.
Не глядя на Джека, он отвернулся к огню, чтобы полить жиром мясо бараний бок, натертый мятой и перцем. Ароматы повалили из очага, словно дым.
Но Джек не замечал их. Он пытался вспомнить, не делала ли мать при нем такого, что могло бы сойти за колдовство. Но усилия не принесли ему ничего, кроме вины. Он был так беспечен - не слушал ее, не смотрел на нее, думал, она всегда будет рядом. Он опомнился только перед самой ее кончиной, но тогда уж было поздно. Нет, она никогда при нем не ворожила - но, если бы она это и делала, разве он бы заметил?
- А третий источник магии? - спросил он.
Тихоня поворачивал вертел. Мясо только начало подрумяниваться, и жир из него капал в огонь.
- Есть такие места, где сама земля насыщена магией. Я не слишком-то понимаю в таких вещах - их время давно прошло, - но знаю, что одно такое место существует до сих пор. Это остров, где все - скалы, почва и даже море вокруг - наделено волшебной силой. Остров Ларн - там создают оракулов. Не знаю, откуда взялись такие волшебные места. Возможно, их заворожил какой-то великий чародей тысячи лет назад, а может, они всегда такими были. Не знаю. Но Ларн сохранил свою силу до сих пор, в этом я уверен. - Тихоня стал смотреть в огонь. Жир шипел и вспыхивал, окрашивая черным уходящий в трубу серый дым. Травник заговорил опять - почти шепотом, по-деревенски выпевая слова: - Однажды я слышал историю о девушке с Ларна. Ее мать прислуживала тамошним жрецам. Власти острова, опасаясь женского соблазна, брали в услужение только увечных от рождения девиц. Такие обходились дешево, притом можно было не бояться, что кто-то из жрецов собьется из-за них с пути. Девицы эти были столь безобразны, что мужчинам противно было даже смотреть на них.
Но один все же взглянул - ибо девушка, о которой идет речь, родилась на острове. Мать ее то ли соблазнил, то ли взял силой какой-то жрец. Девочка, которая в итоге появилась на свет, выросла на острове - и, подрастая, впитала в себя, словно губка, магию этого места. Магия вошла в ее кровь, в ее ткани и кости и сделалась частью ее души.
Этот остров дает оракулам власть прорицать. Зал прорицаний пронизан магией - она исходит из скалы, подобно кварцевым жилам. Говорят, будто ее сила так велика, что заставляет пещеру светиться. - Тихоня медленно покачал головой. - Хотел бы я поглядеть на это своими глазами. Джек содрогнулся он не разделял подобного желания.
- Что же сталось с той девушкой?
- Она почувствовала пагубную жалость к оракулам. Каждый из них привязывается к камню до конца своих дней. Делается это по двум причинам. Первая - это отделение разума от тела. Их привязывают так туго, что они не могут пошевелиться, и все, на что они способны, - это мыслить и прорицать. Чтобы отвлечься от телесных мук, они уходят в мир безумных видений и там улавливают проблески будущего.
Вторая причина в том, что те самые камни, к которым они привязаны, и дают им провидческую силу. Каждый камень точно срастается со своим оракулом. Магия острова льется юношам в спину - она делает их оракулами, сводит их с ума и медленно губит их. Камни для них - и материнское чрево, и колыбель, и могила.
