Осталась одна минута.
Энгус язвительно передразнил самодовольный тон, который утратил Ник:
– Тогда нам нужно отвлечь их внимание. Приготовься. Я сейчас это устрою.
Им предстояло большое ускорение. Если бы Дэйвис не позаботился о Морн, она снова испытала бы приступ гравитационной болезни. Энгус знал, что это ускорение сомнёт их с Ником в креслах, как губки. Саккорсо не был знаком с кораблём. Он не знал, как могла ускоряться «Труба». Но он верно подметил, что пушки «Затишья» могли сжечь их дотла. И Ник довольно точно рассчитал запас времени, необходимый судну для выхода в контактное поле. В первые двадцать секунд корабль будет находиться в стационарной позиции. Затем он оседлает резонансную волну и войдёт в слепой полет через брешь. Но если Диос и Лебуол просчитались… Если их сведения о термоядерном генераторе верфей «Купюра» оказались неправильными или если «Труба» не выдержит ударной волны…
«"Затишье" вызывает человеческий корабль „Труба", – объявили динамики. – Мы приказываем вам немедленно заглушить импульсный двигатель. Начинайте торможение. Это будет доказательством вашей доброй воли. Если вы не выполните приказа, то будете признаны враждебным кораблём. И тогда разрушение „Трубы" получит больший приоритет, чем ценность ваших пленников… »
Из груди Энгуса рвался крик страха. Однако зонные импланты и инструкции программного ядра отказались выпустить его наружу. Он тускло и буднично сказал:
– Давай!
Ник ударил пальцами по клавишам, словно брал трагический аккорд. Рёв двигателя заглушил динамики. «Труба» начала набирать ускорение. Несмотря на усиленные мышцы и реакцию, Энгус вжался в кресло, а затем едва не вывалился из него, когда Ник перевёл корабль на новый курс.
Прочь от «Затишья» – между «Каменщиком» и двумя другими кораблями. По касательной к кромке человеческого космоса.
Сканер поймал лучи прицелов от нескольких источников. Корабли торопливо нацеливали пушки. Но последние две секунды истекли – и атомный взрыв разорвал сердце Малого Танатоса.
Невозможный в теории инцидент с термоядерным генератором стал возможным, когда Энгус пробрался в инфраструктуру верфей «Купюра», прорезал путь через дюжину перегородок и произвёл переключение некоторых цепей питания. Если бы Билл оставался в своей твердыне, а Башня восстановила внутренние каналы связи, хозяин космопорта получил бы предупреждение о перегреве реактора. Но Билл и тогда ничего не исправил бы. Для этого требовался полный ремонт электрических цепей, управлявших силовым агрегатом. Диверсия Энгуса привела к тому, что генератор взорвался от перегрева и вызвал цепную реакцию. Чудовищная сила термоядерного взрыва расколола планетоид изнутри. Вакуум ворвался в полости, и перепады давления расщепили космическую скалу на куски. Корпус «Трубы» содрогнулся от ударной волны.
Шквал осколков подхватил корабль, разметал щиты и швырнул крейсер-разведчик в огромную бездну космоса. Половина кораблей пропала с экранов сканера, превратившись в руины под каменным градом останков Малого Танатоса.
– Давай! – крикнул Энгус.
Преодолев инерцию ускорения, Ник пригнулся к пульту и нажал на несколько клавиш. За несколько метров до огромного обломка скалы «Труба» вошла в контактное поле и исчезла в гиперпространстве.
После взрыва в штаб-квартире полиции Концерна Диос был вызван к Холту Фэснеру. Его попытка оградить Годсена Фрика от подобного вызова привела к плачевным последствиям. В конечном счёте он чувствовал себя косвенно виновным в смерти Годсена. Но сам Уорден не мог отказаться от встречи с Драконом. Тот был его боссом.
Если бы Диос был подвержен тщетным и сентиментальным сожалениям, он проклял бы наивность и слепой идеализм или, возможно, самонадеянные амбиции, которые побудили его пойти на службу к Холту Фэснеру. Однако он не относился к людям такого типа. Печально пожав плечами, Уорден занялся своей работой. Время и опыт внесли перемены в природу его мотиваций. Наивность, если она и была, испарилась, слепой идеализм рассеялся, и амбициозность исчезла. Тем не менее он по-прежнему занимался тем, ради чего первоначально возглавил службу безопасности ККР, а затем и полицию Концерна рудных компаний.
Он верил, что люди, осознавшие проблему, могли решить её. Он понимал, что нельзя ожидать преданности делу от тех, кто не видел нужды в подобном качестве характера. И поэтому Уорден заменял нерадивых работников такими мужчинами, как он сам, и такими женщинами, как Мин Доннер. На ранних этапах деятельности он считал свои убеждения замечательными – вероятно поэтому и казался столь самонадеянным. Но позже Диос осознал, что Холт Фэснер использовал их для манипуляций им.
К сожалению, Уорден не мог переделать себя. Да, ему не хватило мудрости, чтобы защитить свои убеждения от применения их против него самого. Но разве стоило из-за этого отказываться от собственного мировоззрения? К тому же основная часть всех нынешних проблем была порождена его промахами – его компромиссами и недооценками. Эти компромиссы и недооценки оказались плодотворной почвой для замыслов Дракона. Он посеял туда зерна зла, и теперь Диосу предстояло разобраться с урожаем.
Вылетев на личном «челноке» со станции ПКРК, он направился к «домашнему офису» Концерна рудных компаний – орбитальной станции, откуда Холт управлял всем комплексом промышленных предприятий. После посадки Уорден попал под опеку вооружённого эскорта – «домашней охраны» Холта. Зная дорогу к центру станции, он мог бы пройти туда самостоятельно, но шестеро телохранителей без слов окружили его плотным кольцом и сопроводили в тот сектор, где великий Дракон – шутки в сторону – скрывался в своём логове.
Когда за спиной Уордена закрылись десятки дверей, когда включились защитные экраны и генераторы помех, превратившие апартаменты Фэснера в неприступную для шпионов крепость, Диос встретился лицом к лицу с человеком, который считался его наставником и создателем.
На каждом из таких свиданий Уордена охватывали недобрые предчувствия и страхи. «Оставайся спокойным, – говорил он себе. – Оставайся спокойным. Помни о том, что ты хочешь сделать».
Аура Холта Фэснера была искажена. Несмотря на свои сто пятьдесят лет, он выглядел моложе Уордена – и на первый взгляд здоровее его. В течение восьмидесяти лет из кожи, сердца, лёгких и костного мозга Холта извлекались вредные вещества. Только неестественный румянец щёк, спорадическое дрожание рук и болезненные искажения в его инфракрасных излучениях намекали на то, что он не так здоров, как выглядит.
Фэснер холодно улыбнулся вместо приветствия. Он сидел за столом, который, как и весь его офис, был уставлен терминалами, мониторами и средствами связи – не особенно дорогими, зато функциональными и удобными. Он впитывал в себя информацию, как живой мозг. Взмахнув рукой, Холт указал на кресло, стоявшее у стола.
