— Есть хочешь? — спросил Рувинский, окинув свои владения быстрым взглядом.
Ставров скривился:
— Да после такой бурной ночки я бы, наверное, быка сожрал!..
— Ну, быка не обещаю, но кое-что в кладовой должно остаться от моих прошлых визитов, — сказал Рувинский, отправляясь на кухню. — Одно время я сюда часто приезжал, — пояснил он, — когда заедала ностальгия по старым добрым временам…
— А сейчас ностальгия тебя уже не гложет? — спросил Ставров.
— Конечно, гложет. Ностальгия, Гер, — это такая вещь, которая всегда с тобой…
Вот ты сколько времени здесь обретаешься? Два месяца хоть набежало?
Ставров добросовестно посчитал в уме, шевеля губами.
— Не-а, — мотнул головой он. — Один месяц и четырнадцать дней…
— Ну вот… А теперь представь, что такое — безвылазно прожить здесь два года восемь месяцев и шестнадцать дней, и ты поймешь, что человек ко всему на свете привыкает. В том числе и к тоске по родине…
— Послушай, Валер, — немного погодя спросил Ставров. — А ты уверен, что нас здесь никто не будет искать?
Рувинский показался в дверном проеме. Он был уже без пиджака, рукава его рубашки были засучены, а в руке торчал устрашающего вида нож.
— После сегодняшнего дня я больше уже ни в чем не уверен, — сообщил он.
— Да ты иди сюда, а то мне надоело общаться через дверь!.. Да-а, сегодня не день был, а сплошные неожиданности. Вот смотри, Гер… — Валерий стал загибать пальцы. — С утра ты звонишь мне два раза по одному и тому же поводу, причем во второй раз зачем-то изображаешь полное отсутствие оперативной памяти… сотрясение ума, как говаривал один мой знакомый… Это раз.
Ставров вскочил с кухонного табурета, на котором только что уютно устроился с ногами, обхватив колени.
— Да ты что, Валер?! — вскричал он. — Каких еще два раза? Да не звонил я тебе дважды!..
— По-твоему, мне это приснилось с похмелья? — ехидно прищурился Рувинский. — Во-первых, кроме пива, я не пил ни вчера, ни сегодня, ни последнюю неделю, а если и пил, то в детских количествах… А во-вторых, я не мог ошибиться, оба раза мне звонил именно ты… Хочешь, перескажу, что ты мне говорил?
И он пересказал. Георгий так и сел обратно на табурет.
— Ну и ну! — сказал он. — Или я дурак, или ты себя слишком умно ведешь, как говаривал когда-то мой ротный… Но, честное слово, Валер, первый раз я не звонил тебе! Да ты подумай сам — что, мне больше делать нечего, кроме как названивать тебе по несколько раз? Ты же не девица, которую я собирался бы обхаживать таким манером!..
Рувинский отвернулся и принялся резать что-то прямо на кухонном столе.
— Может, ты на солнышке перегрелся? — неуверенно предположил он. — Или тебя наркотиками опоили? А?.. Ведь есть же, говорят, такие средства, после которых ты и сам не помнишь, что делал… как зомби, действуешь… Никто не мог с тобой такую штуку удрать?
— Какие там наркотики? — отмахнулся сердито Ставров. — Я сегодня и в рот-то почти ничего не брал… — («Понял», сказал Рувинский и намного проворнее, чем раньше, заработал ножом). — И всё я отлично помню, так что ты эти измышления свои брось!.. Может, у тебя видеофон барахлит?
— Ага, — саркастически откликнулся Рувинский, — барахлит, барахлит, только странно как-то барахлит: сначала запишет чье-нибудь сообщение, а потом воспроизводит его, полностью изменив отдельные фразы… — Он вдруг осекся. — Слу-ушай, Герка, а ведь теперь до меня дошло!.. Теперь мне ясно, каким образом меня подставили!
Забыв о колбасе, которую он нарезбл, и возбужденно размахивая ножом, Валерий стал доказывать Георгию, что тот, самый первый звонок, был кем-то фальсифицирован, что он, Рувинский, где-то читал или слышал, будто в этом времени есть устройства, которые позволяют смоделировать любого человека на экране компьютера и получить его видеоизображение, ничуть не отличающееся от живого оригинала. «Там и делать-то нечего! — говорил Рувинский. — Достаточно загнать объемное фото объекта с помощью сканера в комп, затем запустить программу мультипликации, и та сама „оживит“ изображение, а потом остается только наложить на изображение голос, который, кстати, тоже можно собрать из обрывков разных фраз, произнесенных оригиналом!»…
— Тот, кто проделал всю эту махинацию, — продолжал Валерий, — видимо, хотел заманить меня вечером в бар, где меня ждала бы встреча с полицией… Наверное, в полицию он тоже позаботился сообщить о том, что, мол, опасный тип, шпион-рецидивист, будет обретаться сегодня в девять в таком-то баре — анонимно звонил, конечно!.. Только он не ведал, что сразу после него позвонишь ты сам и захочешь встретиться со мной. А с моей невольной подачи бар так и закрепился в качестве места нашей встречи… Ну, как тебе моя версия?
— Голова! — с уважением покосился на него Ставров. — А кто, по-твоему, мог быть этот злодей?
— Если мыслить логически, дорогой Ватсон, то этот тип должен был знать меня, а особенно — тебя. И еще — Ружину… Кто в Агломерации и вообще в этом мире мог отвечать этим требованиям? А? Не слышу!
— Резидент? — предположил Ставров.
— Вот именно!
Рувинский так и лучился от своего открытия.
— Но зачем? — спросил с удивлением Георгий. — Зачем ему это было нужно?
— Ну, в отношении меня его мотивы понять можно и без увеличительного стекла…
Предатель, ренегат, сволочь и трус — вот что он думает обо мне. Такого не жаль и полиции сдать…
— Если бы просто сдать! — перебил своего нового приятеля Ставров. — Ведь никто тебя не собирался арестовывать, Валера… Всё было подстроено так, что ты получил бы пулю в лоб… не выходя из-за столика…
И он поведал изумленному Рувинскому то, что ему сказал «пьяный» в коридорчике возле кабины видеотерминала.
— Та-ак, — протянул архитектор. — Ну, теперь мне всё окончательно ясно…
— Что ты имеешь в виду?
— Что имею, то и… Извини, Гер, это для тебя такие выражения — пошлость, а нам, тем, кто провел здесь по несколько лет, они прямо душу греют. Ведь из местных никто их уже не знает… Они много чего не ведают или забыли. И фразы, и дела их предков, и даже то, чего нам, их предкам, стоило построить мир для них… Ружина не раз сетовала, и я вполне с ней в этом солидарен, как порой бывает противно, когда кто-то из них, сытый и мордатый, одетый с иголочки и ждущий от жизни только подачек в виде нескончаемого удовольствия, начинает судить нас за те ошибки и просчеты, которые мы якобы допустили!.. Да, я решил не участвовать в грязных делишках Ассоциации, в ее шпионских вылазках против этого времени, но знаешь, Гер, в такие вот моменты хочется вернуться обратно и ни в коем случае не допустить, чтобы этот будущий критикан с мозгами, не развитыми трудовой деятельностью, был рожден на свет!..
