«Всего в кланоиде пятеро, — прикинула девушка свою диспозицию, — трое ушли с Серафимой, следовательно, осталось двое. Один раз я уже обвела их вокруг пальца. Обведу и второй». Пока она рассуждала, вопрос решился в ее пользу.
— Поедешь с нами? — женщина присела возле «спасенного паренька». — Только давай договоримся: не надо убегать. Мы твои друзья, понимаешь?
Юлька, продолжавшая разыгрывать немого, быстро кивнула. Та победно глянула на спутника, мол, учись: никакого насилия! Ее приятель сделал вид, что не заметил слишком выразительного взгляда, и оглушительно свистнул. Кони встрепенулись и послушно подбежали к хозяевам.
— Возьми его в седло, — распорядилась женщина из кланоида. — И давай поторопимся, а то прозеваем сообщение с Совета.
Мерный топот копыт, тошнотворный запах лошадиного пота и едкая пыль, заволакивающая глаза. Данила не сразу понял, что лежит поперек седла со связанными за спиной руками. Ратник, транспортирующий пленника, не отреагировал на его усилие пошевелиться, а Данила, побежденный тупой болью в затылке, опять потерял сознание.
Во время пути он приходил в себя еще дважды, но вокруг ничто не менялось: та же крупная рысь коня, та же пыльная дорога и та же жестокая головная боль.
Ощущения вернулись, когда в щеку впиявились острые сухие стебельки травы. Гаюнар обнаружил, что его немилостиво сбросили с седла на землю. С трудом подняв глаза, он увидал широкий двор добротной хаты, спешивающихся всадников в доспехах и бегущих к ним по улице поселян. Из монотонного гула, стоящего в ушах, он постепенно начал выделять слова, затем в сознание стал прорываться смыл отдельных реплик. Кто-то из воинов, наиболее рьяный, требовал немедленной казни «ведьмака», вдалеке причитала женщина, а старый мужской голос невнятно бубнил молитву.
Вдруг все стихло. Данила увидел над собой бородатого воеводу и в первый миг подумал, что наступает его конец, поскольку ему показалось, будто тот поднял меч.
— Кровь за кровь! — зычно провозгласил воевода и, взмахом руки остановив одобрительный крик толпы, продолжал. — Каллист Великолепный не пожелал раскрыть колдовские очи и узреть ведьмака из Проклятой Лощины. Но все мы свидетельствуем: он прискакал верхом на чудовище-волке, и волк убил двух наших товарищей!
Грохнул хор утвердительных голосов. Воевода чинно кивнул и обратился к пленнику.
— Человек ты или колдун, ты ответишь за смерть и за раны моих воинов. К столбу его! Пусть солнце выпьет магические силы!
Трое молодцов подняли Гаюнара и под бормотание простеньких заклинаний поволокли по пыльной дороге на задворки последнего на деревенской улице дома. Там на горушке его накрепко привязали к толстому столбу, врытому в землю, и оставили одного. Не успел Данила оглядеться, как рядом появился дед в длинной рубахе из домотканого полотна. На вытянутой руке он держал дымящийся корень и заунывным голосом пел молитву. Он трижды обошел вокруг столба, оставляя за собой едкий шлейф, и удалился, не взглянув на «ведьмака» ни разу.
Солнце палило нещадно, сознание то и дело проваливалось в черные ямы, от запаха жженого корня, упрямо висящего в воздухе, подкатывала тошнота, в горле пылало, а вид колодца за забором и тени сарая, лежащей в пяти саженях от столба, приумножал мучения. Кроме старика за истекшие часы к пленнику никто не приблизился, а любопытные мальчишки ограничились созерцанием его персоны с крыши соседней хаты. Причем стоило Даниле бросить на них взгляд, всех словно ветром сдуло со «смотровой площадки».
Боль в затылке не давала покоя, а надежда на спасение утопала в трясине отчаяния. Данила осознал вдруг, что остался совершенно один. Он попытался призвать Жизнь, но мысли нестройной толпой блуждали в стонущем мозгу, и не было никакой возможности сосредоточиться на чем-либо конкретном. «Пэр!» — хотел крикнуть Гаюнар, но язык прилип к высохшему нёбу, и с губ сорвался хрип.
«Пэр! — Данила, собрав остатки сил, сконцентрировался на образе брата. — Пэр! Помоги!» В полубессознательном состоянии Данила пребывал еще час или полтора до тех пор, пока прилетевший откуда-то ветерок не принес с собой спасительную прохладу. Гаюнар пришел в себя. Все то же палящее солнце в безоблачных небесах, изнуряющая жара и полное одиночество. О существовании окружающего мира напоминал лишь далекий лай деревенской собаки, да горлопан-петух, оседлавший плетень. «К вечеру, если ничего не изменится, я превращусь в вяленого карася», — подумал Данила и осторожно повел головой, ожидая вновь наткнуться на тупую боль, но обнаружил, что вместо нее осталась гудящая тяжесть, а двор и сарай перестали пританцовывать перед глазами.
— Похоже, это твоя работа, Жизнь, — пробормотал он, обращаясь к незримому и постоянному своему спутнику. — Но я же висел без сознания. Откуда ты взялась, родная?
Он посмотрел по сторонам и сразу заметил четко очерченный круг мертвой травы, центром которого был злополучный столб. Потрясенный до глубины души, Данила долго не мог отвести взгляд от погибших растений, отдавших узнику свои жизни. Накатил стыд от осознания собственной непростительной пассивности, а пробужденная воля вдребезги разбила предательский фатализм.
— Так, охотнички за ведьмами, мы еще поговорим по душам, — Данила недобро усмехнулся. — Хотели видеть колдуна из Проклятой Лощины — увидите. И задал же папочка вам в былое время шороху!
Гаюнар несколько раз дернул руками, проверяя, насколько прочны веревки. Пришлось признать, что путы держат достаточно крепко. Мелькнула мысль об огне. «Грег-Гора бы сюда!» — он с тоской посмотрел на недоступное солнце. Внезапно из памяти всплыло: в любой форме сущего так или иначе обязательно присутствуют шесть мирских Стихий. Вспомнился Юлькин ледяной мост, переброшенный к Тверди в испытании Обманувших Смерть. Только он подумал, что лед — очевидная модель единения Тверди и Воды, как в голове родилось решение собственной задачи: листья растений вырабатывают вещество, без которого невозможно их существование, и происходит это благодаря свету.
Гаюнар прикрыл глаза и постарался отказаться ото всех посторонних дум.
— Жизнь, найди Хозяина Огня, найди Черного дракона.
Произнося слова, он настраивал себя на особое ощущение образа. Источник Огня — нечто, плывущее по небу; источник Жизни — обнявшие землю гибкие корни, «мозг» растений, чьи зеленые кроны испытали вкус льющегося света. Ищите на земле или в небе, ищите то, что сродни хорошо знакомому небесному страннику, ищите избранника Стихии.
