Мне действительно стало стыдно. Хотя я ничего не подслушивала. Обидно, когда посторонние люди тебя превратно понимают.
Хотя, если не посторонние, то еще обиднее, между прочим.
Наверно, единственный способ избежать незаслуженных подозрений — вести себя так, будто все, что происходит вокруг, тебя абсолютно не касается. Некоторым это удается. Все бы ничего, но уж больно это скучно. Особенно если ты даже почитать ничего с собой не захватил.
Я и не предполагала, что в нашем городе столько людей, у которых не осталось совсем никаких надежд.
“Но, — утешала я себя, — может быть, многие из них встали в очередь, как и я, — на всякий случай, А кое-кто — из любопытства. Кроме того, иногда людям свойственно преувеличивать значение своих неприятностей. Из какой-нибудь ерунды, нестоящей внимания, устраивать целую проблему. Довольно часто это бывает, кстати…”
Так я себя уговаривала, и весьма успешно, тем более, что сочувствовать людям, когда они собираются в таких количествах, практически невозможно. Особенно если они конкретно в твоем сочувствии не нуждаются. Если бы нуждались, я бы посочувствовала, а так чего же…
И вообще, к чему им мое сочувствие, если через некоторое время каждый из них обретет свою законную, полновесную последнюю надежду. Все они сейчас живут только этим. Можно себе представить, как я их раздражаю своими вопросами и замечаниями…
Придумал же кто-то — Дом последних надежд. Должно быть, это очень мудро и гуманно. Интересно, всем дают или есть какие-то ограничения? Спросить, что ли? А то простоишь зря…
Я прошла вперед и попыталась заглянуть в приоткрытые двери, куда безостановочно заходили люди — строго в затылок, один за другим. Меня оттолкнули — куда без очереди?
— Мне только спросить, — объяснила я.
— Чего там спрашивать… Очередь подойдет — все узнаешь.
“И то верно, — подумала я. — Чего людей зря нервировать? Ведь, в сущности, не так уж долго стоять осталось…”
Моя очередь почти что подошла, когда вдруг случилась непредвиденная заминка.
Из дверей, расталкивая входящих, выдрался растерзанный мужчина с безумными, распяленными ужасом глазами и каким-то волчьим голосом закричал:
— Люди! Остановитесь! Туда идти нельзя!
Следом выскочили два служителя в униформе, заломили ему руки, втянули обратно, двери закрыли и объявили служебный перерыв на полчаса.
— Что еще за перерыв? Почему перерыв? — недовольно зашумела очередь. — Предупреждать надо заранее. Жаловаться будем! Безобразие…
— Не нравится мне все это, — задумчиво сказал Книголюб. (Ну, тот неразговорчивый молодой человек с книжкой — я его Книголюбом про себя называла. Темноволосый такой, с выразительными печальными глазами…)
— Мне тоже не нравится, — охотно подтвердила я. — Столько простояли и перед самым носом закрыть.
— Я не об этом, — объяснил он. — Меня смущает, что они так поспешно закрыли. Что-то там явно стряслось… Этот мужик странный… Вы слышали, что он кричал?
— Провокация! — уверенно сказал Вахтер-Начальник. — Подобные штучки мне хорошо знакомы. Все это специально подстроено, нет никаких сомнений.
— Зачем? — удивилась я.
Он снисходительно усмехнулся:
— Неужели самим непонятно? Это же элементарно! У них какая главная цель? Пораньше закрыть свою контору, пораньше домой уйти. А народ-то все не убывает. Вот теперь и соображайте, что к чему…
— А-а, — догадалась я. — Надеются, что люди не выдержат и начнут расходиться…
— Вот именно!
— Ишь, чего придумали! — начала возмущаться я. — Свинство какое… Столько простоять и уйти с пустыми руками!
— Я этого не выдержу, — всхлипнула женщина с сумкой. — Мне всю жизнь, всю жизнь вот так не везет…
Прибежала взволнованная женщина из другой очереди — жена того мужа, который за Начальником-Вахтером стоял.
— Закрыли! — сообщила она. — Почти перед самым носом. Представляешь? — И зашептала, озираясь по сторонам: — Говорят, там авария произошла… Есть жертвы… И вообще, говорят, это опасно…
Книголюб напряженно прислушивался к ее словам.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
— Бабья болтовня, — с отвращением сплюнул Начальник. — Именно на таких все и было рассчитано.
— Иди на свое место, — резко сказал Муж. — И поменьше повторяй чужие глупости.
— Может быть, я лучше здесь останусь? — поежилась Жена. — Или ты со мной… Здесь у тебя впереди пять человек, а там только три.
— Еще неизвестно, где раньше откроют, — возразил Муж.
— А может, лучше домой пойдем? — без особой надежды предложила она. — Как-нибудь обойдемся…
— Не обойдемся, — хмуро ответил он.
Она, вздохнув, нехотя поплелась обратно.
— Пойду я, — не слишком уверенно повторил Книголюб и с надеждой посмотрел на меня, ожидая поддержки.
Я открыла рот, чтобы сказать: “Да, конечно, если говорят, значит, что-то есть… зря говорить не станут… было бы ради чего рисковать… надежда — это ведь так эфемерно… это ведь даже не реальность, а скорее самовнушение… и действительно — это опасно, если ни на чем не основано… лучше уж жить вообще без надежд, чем с последней надеждой, потому что… потому что… потому что…”
Но пока я собиралась с мыслями, рыжая девушка опередила меня.
— А я никуда не уйду! — с вызовом сказала она. — Буду стоять, пока не пустят. Мне терять нечего.
Книголюб с интересом посмотрел на нее, закрыл книжку и сказал:
— Я, пожалуй, тоже останусь.
Наверное, она ему понравилась. В общем, ничего удивительного…
Я колебалась. Остаться или уйти? Интересно, конечно, узнать, что там происходит в этом Доме последних надежд, но с другой стороны… Перед глазами все еще стоит оскаленное лицо мужчины… Кровь на щеке… И этот жуткий вопль: “Люди, остановитесь!..”
Ай, да ладно! Я же не одна здесь. Вон сколько народу! И никто вроде не собирается уходить. Значит, ничего страшного. Спасут, помогут в случае чего.
И вообще, это не дело — столько времени даром потерять. Может, больше такой случай не представится. Всю жизнь потом жалеть буду.
Хотя вообще-то я никогда ни о чем не жалею — ни о том, что было, ни о том, чего не было. Не жалею и все. Живу по принципу — будь что будет. Единственный принцип, которого придерживаюсь в жизни. Если это можно назвать принципом… Но других не держим.
Если же мне предоставляется право выбора, то я буду колебаться до тех пор, пока все не решится без меня.
И вот так я колебалась все полчаса, пока длился перерыв. Полчаса я себя непрерывно уговаривала. То уговаривала себя уйти, а когда уже пойти соглашалась, начинала уговаривать себя остаться.
