Уил принял от хозяина таверны кружку эля и кусок пирога и торжественно заверил:
- Всегда к вашим услугам, мистрис Уолсингем. - При этом его голубые глаза откровенно смеялись. - Ваш брат, должно быть, весьма снисходительный опекун, раз согласился сопровождать в это средоточие порока.
Трудно было не улыбнуться в ответ.
- Вообще-то Томас не считается официальным опекуном, - уточнила Розамунда. - Эта роль принадлежит нашему старшему брату. К сожалению, он мало мной интересуется, так что Томасу волей-неволей приходится его заменять. Правда, он редко это делает - лишь тогда, когда возникает желание.
- А когда желания не возникает, вы предоставлены самой себе. Что ж, должно быть, положение весьма удобное.
Уил сделал глоток эля и снова посмотрел смеющимися синими глазами на Розамунду.
- Так и есть, - с улыбкой согласилась она. - Жизнь хороша до тех пор, пока брат в очередной раз не вспомнит об условностях.
- Должен признать, что следить за вами при дворе ему будет сложнее, - констатировал Крейтон, многозначительно посмотрев на собеседницу.
- Полагаю, жизнь фрейлины достаточно строга и замкнута, чтобы допустить вмешательство со стороны, - беззаботно ответила Розамунда, с удовольствием поглощая пирог.
- На первый взгляд так оно и есть, - согласился Уил, не отводя глаз от собеседницы. - Однако со временем всем удается найти верные способы выйти за узкие рамки - при желании, разумеется.
- А у вас такое желание есть, мастер Крейтон?
Розамунда чувствовала себя так, словно оказалась на скользком льду. Еще ни разу в жизни ей не доводилось вести столь рискованный диалог. Собственная смелость пугала, а находчивость удивляла. В каждом слове собеседника слышалось приглашение к флирту, и она с радостью его принимала.
- Все зависит от стимула, мистрис Уолсингем.
Уил Крейтон выразительно посмотрел ей в глаза и снова поднес кружку к губам.
На следующее после посещения театра утро Розамунда вновь оказалась в приемной сэра Фрэнсиса Уолсингема на Сизинг-лейн. В этот раз она надела второе из своих новых платьев: из темно-желтого дамаста с кремовой нижней юбкой. Зеленые лайковые туфельки и перчатки прекрасно гармонировали как со вчерашним нарядом, так и с сегодняшним. Это обстоятельство особенно порадовало брата. Остальные вещи лежали в углу комнаты в двух кожаных баулах. Сам же Томас, обессиленный после бурно проведенного вечера, едва держался на стуле в ожидании аудиенции.
Неожиданно в коридоре послышался громкий насмешливый голос:
- А, Мортлок! Выглядишь так, как будто только что вылез из склепа. Признавайся, предавался всем порокам сразу?
Дворецкий ответил, не скрывая обиды:
- Вам прекрасно известно, мастер Уотсон, что к порокам я не склонен. Оставляю излишества сильным мира сего. Вы к сэру Фрэнсису? Доложить?
- Нет-нет, не беспокойся. Я на минутку, всего лишь загляну.
- Конечно, мастер Уотсон, но дело в том, что его ожидают другие посетители.
Голос зазвучал настойчиво.
- Что ж, в таком случае посмотрим, кто это, и решим, стоит ли уступать первенство.
Дверь в приемную распахнулась, и на пороге показался поэт Том Уотсон - высокий, широкоплечий, неизменно уверенный в собственной непогрешимости человек. Вчерашние обильные возлияния не испортили его прекрасного самочувствия, а обшитый золотой каймой элегантный камзол из коричневого бархата сделал бы честь любому придворному.
- О, так это же дорогой друг Уолсингем! - со смехом воскликнул Уотсон. - И вчерашняя маленькая леди, настоящая художница. Счастлив продолжить знакомство, мистрис Розамунда.
Джентльмен учтиво поклонился, хотя глаза светились лукавством.
Розамунда присела в реверансе, стараясь скромно придержать платье, грациозно склониться и изящно поднять голову. Мастер Уотсон улыбался так искренне и заразительно, что удержаться от ответной улыбки было просто невозможно.
- Попросил бы не распространяться насчет присутствия сестры в театре, - холодно заметил Томас.
- Разумеется, раз вы этого хотите. - Уотсон расположился на стуле с видом человека, которому некуда спешить. - Вам понравилась пьеса, мистрис Розамунда?
- Очень, сэр. Надеюсь, что при дворе удастся посмотреть много интересных спектаклей.
- Ага, значит, вы намерены почтить своим присутствием ее величество… прекрасно, прекрасно. В таком случае надеюсь продолжить знакомство. - Он стремительно поднялся. - Послушай, Томас, позволь на пару минут заглянуть к благодетелю. У меня для него срочное сообщение. Надолго не задержу.
- Иди. - Уолсингем слабо махнул в сторону двери. - Мы подождем.
- Безмерно признателен.
Уотсон галантно поклонился и прошел в кабинет.
- А что, мастер Уотсон тоже служит сэру Фрэнсису? - осведомилась Розамунда.
- Нас много, - неопределенно ответил брат.
- Он всегда такой жизнерадостный? Вчерашнее бургундское совсем на него не подействовало.
- Просто никогда не показывает, что ему плохо. - Томас страдальчески поморщился. - И пока не выведут из себя, радуется жизни, как блоха на обезьяне.
- О, совсем как мастер Марло, - подытожила Розамунда, внимательно наблюдая за реакцией брата.
Томас нахмурился, однако промолчал - прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь силой воли унять боль в висках.
Розамунда взяла грифельную доску и мел и, вспомнив вчерашний разговор, принялась по памяти зарисовывать финальную сцену из «Принца датского». Поверженные тела, выпавшие из рук шпаги, чаши с отравленным вином: каждая из важных подробностей требовала тщательной проработки пером на бумаге.
- Сэр Фрэнсис готов вас принять, мастер Уолсингем, - объявил дворецкий. Мортлок так тихо открыл дверь, что его появления никто не заметил.
Томас встал, расправил камзол, встряхнул кружева на рукавах. Взглянул на сестру и одобрительно кивнул. Вот кому можно было позавидовать: глаза блестят, на щеках розовеет здоровый румянец.
- Пойдем.
Они вошли в сумрачный кабинет. Как и вчера, секретарь сидел за огромным столом. Услышав шаги, он поднял голову и, в свою очередь, пристально посмотрел на кузину.
- Одеваешься со вкусом, - заметил он одобрительно. - Или кто-то помогает выбирать наряды?
- Нет, сэр. Все решаю сама.
- Замечательно. Платье сидит прекрасно и очень идет. А новый рисунок покажешь?
- Я оставила грифельную доску в приемной, сэр.
- Так принеси.
Розамунда поклонилась и послушно направилась к двери. Спрятать набросок она не могла, как не могла и притвориться, что придумала композицию. Сейчас господин секретарь королевской канцелярии узнает, что она была в театре, и Томасу достанется не на шутку. Может, как бы случайно стереть мел?
