– А-а-а! – завопил Кеос, отчаянно паля себе под ноги.
Отделение поддержало его ураганным огнём, отсекая тварей от тропы. Чёрная жижа мгновенно заполнилась беспомощно всплывшими кверху брюхом телами; другие трупы быстро тонули, разорванные тяжёлыми пулями почти пополам.
Подскакивая и вопя, Микки с Кеосом выскочили на крошечный островок. Змеюки, понеся тяжкие потери, похоже, поняли, что надо ретироваться. Несколько самых жадных устремились было к нам, но тотчас же обратились в кровавое месиво. «Манлихеры» не подвели.
Прикрывая друг друга огнём, отделение группками двинулось в глубь болота. За змеями последовали какие-то шерстистые аллигаторы, потом живые хищные лианы, потом...
В сущности, ничего интересного в этом не было. Мы сбились в тесный круг, ощетиниваясь стволами, и палили во всё, что двигалось. Правда, очень скоро нам пришлось экономить патроны.
За болотами начался асфальт. И танки. Старые списанные «гросстракторы». И странные корявые машины, кое-как слепленные из грубо сваренных вместе броневых листов, в которых я после некоторого напряжения памяти опознал самоделки утрехтских и уппсальских повстанцев. Надо же, целы...
Нам ничего не оставалось делать, как занять круговую оборону в очень кстати подвернувшихся развалинах какого-то домишки.
«Гросстракторы» открыли огонь издали, и стреляли они отнюдь не болванками, как можно было бы ожидать, а самыми настоящими боевыми стопятимиллиметровыми дурами.
Отделение взвыло. Такой подлости от господина вахмистра не ожидал даже я. Семь танков – три «гросса» и четыре повстанческих. «Гросстракторы» медлительны и неповоротливы, однако при нужде проедут сквозь прикрывающие нас стены, даже не развернув башни. Бронебойные штуки.
Недаром их так долго сохраняли на вооружении...
Микки выпалил из подствольника – попал «гроссу» в лоб, но, само собой, танк полз себе дальше как ни в чём не бывало.
Семь. Многовато.
У меня в животе стало как-то совсем гнусно. Фатих тихонько скулил, почти неслышно в рёве наползающих железных черепах.
Наши гранатомёты слишком слабы, чтобы повредить танки. А единственное уязвимое место – гусеницы – надёжно укрыты бронированными фальшбортами.
...Снаряд взорвался совсем рядом с нашим укрытием. Заложило уши, я на время попросту оглох. Семь танков ползло на нас со всех сторон, и я почему-то не сомневался, что они раскатают нас в тонкий блин без всяких угрызений совести. Как там говорится? Несчастный случай в обстановке повышенного личного риска...
– Командир! Что делать-то, командир? – завопил Мумба.
А что тут сделаешь. Нет у нас ни серьёзных противотанковых гранатомётов, ни мин, ни даже боевого газа. Газа?.. Газа!
– Все, у кого ещё остались дымовые гранаты, сюда! – гаркнул я.
Гранат насчиталось восемь.
Лёжа мордами вниз среди груд битого опалённого кирпича, мы считали секунды и вслушивались в вязкий рёв перегретых моторов. И когда танки подошли почти вплотную, я скомандовал:
– Разом!
Между двумя «гроссами» вспухло облако дыма. В которое мы все и ринулись, уповая на то, что пулемётчики всё-таки не среагируют достаточно быстро.
И верно. Не среагировали. Когда я вырвался из облака, передо мной маячила здоровенная корма одного из «гросстракторов». Он всё ещё тупо пёр вперёд.
Эх, жаль, нет склянки с зажигательной смесью, незабвенным «коктейлем Молотова», закинуть вражине на моторные решётки.
Если бы танки сопровождала пехота – мы были бы уже трупами. А так ничего, прорвались...
Мы опрометью бросились наутёк – к следующему зданию. И уже окружить себя не давали...
...Последний километр дистанции не содержал никаких сюрпризов. Но нам надо было пробежать его очень, очень быстро, потому что до двух часов контрольного норматива оставалось всего шесть минут. Вроде как и немало – но не после такого марш-броска, не после такой, с позволения сказать, «тренировки»...
Тяжело дыша, пропотевшие, покрытые грязью и копотью, мы перевалились через финишную черту. Нас встречали лейтенант, господин штабс-вахмистр – и три команды медиков.
Красные кресты сразу же решительно двинулись к валявшемуся на носилках Раздва-кряку.
Я бросил последний взгляд на часы. Мы пришли вовремя. За сорок пять секунд до норматива. И, похоже, пришли первыми. Кроме нас, других рекрутов и близко видно не было.
– Поздравляю, отделение, – холодно сказал лейтенант. – Поздравляю, господа рекруты. Хотя ваше время далеко до рекорда нашей учебной роты, вы пришли первыми. И уложились в норматив. Поздравляю.
Я бросил выразительный взгляд на остальных и дважды кивнул головой. На третий кивок отделение в полную силу десяти глоток заорало уставное «Рады стараться!».
Раздва-кряк открыл мутные глаза.
– Всё хорошо, Кряк, – нагнулся над ним Кеос. – Мы пришли первыми. И уложились во время.
– А... что... меня тогда стукнуло? – слабым голосом спросил Кряк.
– Я неудачно прыгнул, – сказал я. – Извини, Кряк. Так неловко получилось...
– Р-разговорчики! – прикрикнул господин штабс-вахмистр. – Отделение получит свой отпуск. А ты, рекрут, – палец герра Клауса-Марии Пферц... указал на меня, – ты, рекрут...
– Он уже не рекрут, вахмистр, – прежним холодным голосом сказал лейтенант. – Он производится в ефрейторы. И будет командовать этим отделением – посмотрим, как ты себя покажешь, Фатеев.
Так я стал командиром. Расстался с серебряной подоской обер-десантника. Взамен неё получил на рукав камуфляжной куртки, аккурат под скалящимся черепом, треугольную нашивку ефрейтора.
Ребята принялись хлопать меня по плечу, поздравлять. Все и даже Фатих. Лёд оказался сломан. «Командирский подлиза» привёл их к финишу первыми и, что более существенно, целыми.
– Весьма хорошо, ефрейтор, – подошёл ко мне и лейтенант. Протянул руку. – Весьма хорошо.
Я пожал его ладонь – крепкую, бугристую, ладонь отнюдь не барина-белоручки. Пожал руку врага. Имперца, одного из тех, кто отнял независимость у моей родины. Я пожал ему руку.
Муштра продолжалась. Настал черёд освоения десантной техники. Нас учили стрелять из всего, что имеет ствол, или направляющие, или хотя бы их подобие, и водить всё, что имеет колёса, гусеницы или хотя бы нечто, могущее быть к ним приравненным. Герр Клаус-Мария зверствовал в меру положенного господину старшему мастеру-наставнику, так что свои сакраментальные драения отхожих мест зубными щётками мы получили.
Прошло уже четыре месяца, как я носил чёрную форму «Мёртвой головы». Притерпелся и привык. Рекрутские ряды поредели – двое полегли на памятной всем «дистанции», один попался на воровстве у офицера и загремел на Сваарг, каторжную планету, ещё двоих отчислили «за полной неспособностью». Перевели во вспомогательные тыловые строительные части. Муштры там, по слухам, такой не было, зато вкалывать заставляли с утра до вечера, и притом за очень маленькие деньги.
