— Ты кто? Что тебе нужно? — хрипло пролаял от подножья холма Ши-Цзо. Жилистый, в стальном шлеме, он держал наготове тяжелый многозарядный арбалет. Через лоб и щеку десятника шел уродливый шрам, придававший его лицу выражение крайней свирепости.
— От тебя, воин, мне не нужно ничего! — звучным голосом ответил всадник.
— Тогда убирайся!
— Я на своей земле, — усмехнулся в усы незнакомец.
— Он не похож на монгола, — с испугом сказал десятнику один из гвардейцев. — У него разные глаза — один синий, другой зеленый… На последней стоянке погонщики что-то говорили о жутком демоне с разными глазами, объявившимся в степи…
— Я сказал — убирайся! — упрямо повторил Ши-Цзо, подняв арбалет.
— Ты гонишь меня? Почему? — удивился разноглазый. — Степь большая…
Палец десятника нажал на спусковую скобу. Ши-Цзо участвовал во множестве битв и знал — чтобы победить, стрелять нужно первым. В том, что человек на холме несет угрозу каравану, он не сомневался.
Тетива арбалета басовито загудела, тяжелая черная стрела свистнула в воздухе. Казалась, сейчас она выбьет всадника из седла…
Движением плеч сбросив на землю войлочный плащ, разноглазый в последний момент отклонился в сторону и стрела пронеслась в ладони от его шеи.
— Ты сам выбрал свою участь, воин, — теперь в голосе рыжебородого всадника уже не было прежнего благодушия. — Ты поднял оружие на не имеющего его. Это говорю я — Есугей Борджигин, прозванный Багатуром. Ху-рра!
Боевой клич монголов раскатился над степью. И тотчас же из-за холма ему ответил многоголосый рев и слитный топот множества копыт. Не менее сотни всадников вынеслись на пологий склон.
— Ху-рра!! — кричали они, нахлестывая своих низкорослых скакунов.
Большая часть монголов устремилась к каравану, несколько человек помчались на выручку своему предводителю. Но Есугею ничего не угрожало — гвардейцы предпочли не вступать в бой с непонятным и пугающим их человеком в меховом малгае. Они побросали мечи и копья в пыль.
Есугей тронул поводья и шагом спустился с холма.
— Почему ты выстрелил, воин? — спросил он у тяжело дышащего Ши-Цзо.
— Мне… мне стало страшно… — не в силах выдержать тяжелый взгляд монгольского вождя, китаец отвел глаза.
— Это плохо, — с сожалением покачал головой Есугей. — Быть может я бы и оставил тебе жизнь, но ваш Алтан-хан с помощью коварства татар захватил моего деда Амбагая и приказал прибить его железными гвоздями к деревянному ослу, а потом выставить на солнцепеке перед своим дворцом. На всех Борджигинах лежит долг крови…
Он резко выхватил из-за пояса короткий прямой меч-илд. Клинок блеснул в воздухе и голова десятника полетела под копыта коня. Обезглавленное тело некоторое время ровно держалось в седле, затем съехало набок и испуганный скакун унес его прочь.
— Этих тоже убить, — холодно распорядился Есугей, вытирая окровавленный илд о конскую гриву. Окружившие его дружинники-нукеры тут же перебили гвардейцев.
Тем временем основные силы монголов домчались до каравана и схватились с оставшимися стражниками. Те построились полукольцом, но степняки не стали бросать своих коней на отточенные жала цзиньских копий. Окружив врагов, они достали луки и воздух потемнел от множество стрел.
Монгольский лук, склеенный из деревянных пластин костяным клеем — оружие страшное и смертоносное. Он посылает стрелу на три сотни шагов, а с пяти десятков способен насквозь пробить шею лошади. Или тело человека, даже если он облачен в стальные доспехи.
Бой получился коротким. Вскоре все гвардейцы были расстреляны, раненых добили мечами. Погонщики и слуги купца, сдавшись без боя, молча, наблюдали за гибелью своих защитников.
Когда дрожащего от страха Юнь-Су подвели к Есугею, купец неожиданно захрипел, царапая ногтями горло, и свалился замертво.
— Его убило Вечное Синие небо! — торжествующе крикнул кто-то из нукеров. Остальные тут же подхватили:
— Да падет гнев Тенгри на головы всех слуг Алтан-хана и татар!
…Осмотрев товары, Есугей объявил погонщикам:
— Теперь я — ваш господин.
— Здесь человек, непохожий на караванщика, — крикнул из-за повозок нукер, толкая в спину мужчину в коротком зеленом халате, расшитом по швам красным шнуром. В руках тот держал дорожный мешок, из-за пояса торчала костяная рукоять ножа.
— Интересно, — Есугей приподнял бровь, разглядывая широкое, спокойное лицо. — Почему ты не смотришь мне в глаза?
— Я испытываю страх, господин, — ответил мужчина.
— Воин должен уметь превозмогать свой страх.
— Я — не воин.
— В степи все мужчины — воины, — не согласился Есугей. — На тебе тангутская одежда, но ты не тангут, не монгол и не ханец…
— Господин прав — я кидань.
— Как твое имя?
— К чему господину утруждать себя, запоминая все эти наши Ляо и Цаи? Зови меня просто: Звездочет, ибо такова моя работа — считать звезды.
Есугей нахмурился.
— Вечное Синее небо создало ночные звезды, чтобы путники могли угадывать по ним дорогу в степи. Зачем ты считаешь их? Это плохо. Это может прогневать Тенгри.
— Древние мудрецы Чань говорили: «Не ищи рогов на голове зайца и волос на панцире черепахи». По звездам я могу угадывать будущность и предсказывать судьбы людей, — смиренно ответил кидань.
— Вот как… Ты второй раз заинтересовал меня. Поедешь с нами. Эй, Даргутай, дай ему лошадь и не спускай глаз с этого человека. Я хочу, чтобы он предсказал и мою судьбу!
Отрядив десять человек сопровождать караван, Есугей-багатур посмотрел в раскинувшуюся над головой голубую бездну, где плавал одинокий коршун, и сказал:
— Поход был долгим. Надо спешить. Моя жена Оэлун скоро родит. Я хочу видеть, как мой первенец появится на свет. Мы возвращаемся домой! Ху-рра!
Надя ждет меня у подъезда. На ней голубое короткое платье, белые туфли на платформе, волосы уложены в модную прическу. Яркая помада на губах, синие вечерние тени, в руках белая сумочка с кольцами. Все это недвусмысленно означает: родители уехали, квартира свободна. Еще неделю назад, увидев Надю такой, я весь затрясся бы от предвкушения: танцы, прогулка по ночной Казани, бутылка «Монастырской избы» и полутороспальная кровать в Надиной комнате.
Но сегодня мне почему-то делается скучно. Свидание с любимой вроде бы девушкой представляется обычной рутиной или даже работой. Подергаться на танцульках, побродить в полутьме, поболтать ни о чем, выпить — и в койку.
Тоска…
— Привет! — улыбается Надя.
