— Простите, к кому-с?
Выдержал внимательный взгляд полицейского, доверительно улыбнулся:
— Иван Альбертович у себя?
Полковник Иван Альбертович Лернер был приставом участка, Пластов шел не к нему, просто он знал это имя, как и имя любого из петербургских приставов. Городовой вытянулся.
— Так точно-с.
Пластов двинул бровями: мол, все ясно — и, чувствуя взгляд городового и показывая, что идет в приемную, на самом деле, скрывшись за углом, свернул в сыскное отделение. Когда-то здесь работал его старый знакомый, заведующий уголовным столом Денисов; в свое время Пластов оказал ему услугу — и теперь рассчитывал на взаимность.
Денисов, обрюзгший кругленький человек со вспушенными вокруг лысины поседевшими волосами, с постоянно виноватым взглядом, выслушав просьбу, растерянно моргнул:
— Арсений Дмитриевич, простите, я всегда готов помочь, но… Дело на особом контроле. Да и вообще… — Чиновник прислушался. — Вы его ведете? В пользу?
— Алексей Фомич, я веду это дело в пользу Глебова, но почему же оно на особом? Вы ведь знаете, я — могила? Кто ведет дело?
— Вел следователь Бромберг, сегодня же… — Услышав шаги по коридору, Денисов застыл. Прошли мимо. — Сегодня передали следователю по особо важным делам Кухмистрову.
— Хорошо, теперь у меня к тебе будет совсем другая просьба, совсем другая. Ты ведь уголовников своих хорошо знаешь? Подведомственных, то бишь Нарвской части?
— Обижаете, Арсений Дмитриевич. Я не только своих, я всех петербургских отлично знаю. У меня, смею думать, лучшая картотека. Да-с.
— Что ж, это прекрасно, если лучшая картотека. Попробуй вспомнить, не водится ли у тебя таких: один рябой, с оспинами, глаза светлые, нос маленький, губы узкие, из растительности — усы, как у китайца, редкие, только светлый колер. Второй коренаст, похож на малоросса, нос перебит, волосы темные, глаза тоже темные, на подбородке ямочка. Не знаешь таких?
Некоторое время Денисов сидел, будто бы бессмысленно глядя в стол. Наконец встал, подошел к картотеке, выдвинул ящик, начал, шевеля губами, перебирать досье. Застыл.
— Один рябой, говорите, другой с перебитым носом… Кто же… Кто же… — Денисов начал рыться в картотеке, изредка показывая карточки Пластову. Нет — пока на фотографиях, приклеенных в уголках досье, ничего похожего не возникало. Вдруг Денисов сокрушенно вздохнул: — Подождите-ка… Как же я сразу не сообразил. Судя по описанию, один из них — Филимон Ганибалов, он же Гунька Хлюст… Гроза местных бандитов… Только эти люди у меня в отдельном ящике, особо… — Чиновник открыл нижний ящик, протянул лист уголовного досье. — Посмотрите, не он?
Пластов взял карточку, вгляделся. Блеклые глаза, усы, темные пятна на щеках. Отпечаток был некачественным, подслеповатым, но адвокат узнал одного из нападавших.
— Кажется, он.
— Тогда вторым должен быть Иван Донцов, он же Ванька Донец. Вот этот? — Делопроизводитель протянул второе досье — и Пластов узнал чубатого.
— Точно, этот. Надеюсь, Алексей Фомич, у тебя есть на них материал?
— Материала сколько угодно, по этим двум тюрьма плачет. Что надо-то?
— Надо вот что: задержать их, а задержав, узнать, что они делали на пустыре у завода Глебова. А начнешь допрашивать, выясни ненароком, почему они напали на человека, то есть на меня… Фамилию, сам понимаешь, называть не нужно. И вот что, Алексей Фомич… Попробую объяснить, почему они меня интересуют… Мне кажется, их кто-то подкупил. Если выведаешь хоть что-нибудь, окажешь мне бесценную услугу. Ты меня знаешь, я в долгу не останусь.
Дома он прежде всего переоделся. Умывшись в ванной, накинул халат — и, только выйдя, заметил: во вделанном в дверь почтовом ящике что-то есть. Открыл ящик, достал сложенный вчетверо листок, развернул — там было написано:
«Г-н Пластов, убедительно просим умерить любопытство и не совать нос куда не следует. В случае неповиновения последует действие. Запомните: мы предупреждаем только раз». Больше на листке ничего не было. Повертев записку, решил: почерк скорее мужской. Видно, за него взялись плотно, не отпускают ни на минуту. Тронул ручку двери; надежды мало, но не исключено, что Амалия Петровна видела бросившего анонимку. Даже если не видела, нужно ее предупредить на будущее. Он хотел было уже открыть дверь, но раньше позвонили. Это оказался Хржанович. Впустив ученика, Пластов показал листок. Изучив текст, Хржанович вернул бумажку:
— Откуда сие?
— Только что нашел эту штуку в почтовом ящике. Обратного адреса, как видишь, нет. Постой-ка, я загляну к Амалии Петровне. — Позвонив в соседнюю дверь, спросил: — Амалия Петровна, вы не видели, кто опустил в мой почтовый ящик записку?
Соседка удивленно вытерла руки о фартук. Покачала головой:
— Арсений Дмитриевич, клянусь, я ничего не слышала. Странно.
— Вот и я думаю — странно.
— Вы же знаете, я всегда слышу, когда подходят к вашей двери. И обычно интересуюсь.
— На будущее, Амалия Петровна: в эти дни ко мне могут быть неожиданные визиты. Если меня не будет, я уж вас попрошу: лучше даже не открывайте дверь, просто запомните — кто!
— Конечно, Арсений Дмитриевич, о чем вы. Все сделаю, не беспокойтесь.
Вернувшись, кивнул Хржановичу:
— Непонятная история.
— Может быть, он шел на цыпочках?
— Может быть. Кроме того, сегодня я точно убедился: за мной следят.
— Неужели филеры?
— Вряд ли. Тип, которого я засек, не был похож на филера. Кроме того, действовал он не так, как обычно действуют полицейские.
— То есть?
— Гораздо смелей — и тем не менее продуманней. От них я ушел бы сразу, он же почти не скрывался. Несмотря на это, я так и не смог рассмотреть его лица.
— Почему?
— Не смог, хотя мы ехали в одном трамвае. — Дав Хржановичу перекусить, спросил: — По глазам вижу — Ермилова не нашел?
— Арсений Дмитриевич, нет. Сторож как сквозь землю провалялся.
— Искал хорошо?
— Обошел конторы найма, сельскохозяйственные предприятия, причем прямо по справочнику. На бирже труда толкался часа два. Бесполезно — никто о таком не слышал.
— Очень похоже, уход Ермилова с завода был умело подстроен.
— Не Глебовым же?
— Нет. Человеком или людьми, действовавшими против Глебова.
— Но это в нашу пользу.
— В нашу, но толку для нас пока в этом нет. Убежден также: после того, как Ермилов ушел с завода, с ним что-то случилось.
— Его просто-напросто убили.
— Может быть. Но пока мы не найдем хоть отдаленных следов самого Ермилова, показать что-то будет невозможно.
