…Мерфи смотрел в иллюминатор. Под крыльями тяжело ворочались грязные кучи туч.
«Интересно, — подумал он, — сколько же на самом деле прошло, как я уехал из дому?»
Боб вытащил из нагрудного кармана календарь и машинально ручку.
«Итак, я улетел в 12 часов 40 минут 11 сентября. Возвращаюсь в 8 часов 35 минут 20 сентября».
Мерфи щелкнул кнопкой ручки и подчеркнул число 20. Снова щелкнул кнопкой. И вдруг его как ошпарило. Он снова, и более отчетливо, вспомнил все виденное им тогда в своем персональном «застенке»…
Льет дождь. Он сидит в машине. Ему скучно. Кто-то рассказывает старый анекдот. Ему не смешно, но он смеется, замечая краем глаза, как, миновав аэропортовскую автостоянку, их «роллс-рой» выехал на поле. Вот они подкатили к трапу самолета. Он прощается и легко взбегает вверх по ступенькам. Смотрит в иллюминатор… Вытаскивает календарь и ручку… Подчеркивает число 20…
… «Это должно произойти сегодня», — в ужасе бормочет Мерфи…
Фасад его загородного дома. Беззаботно насвистывая, он садится за руль недавно купленного шикарного «форда». Машет рукой Мари, вышедшей на террасу…
Дорога отличная. На спидометре 100 миль. Отчего-то становится уныло. Его рука тянется к радиоприемнику. Салон заполняют звуки старинной шведской песни «Вечерний звон». Она ему очень нравится. Светлая песня, хотя и грустная… За поворотом что-то дымится. Из хорошо знакомого ему придорожного ресторана на дым бегут люди. «Опять катастрофа», — равнодушно отмечает он… Сбавляя скорость, почти вплотную подъезжает к месту происшествия. И видит смятую машину Розиты. Он бежит, кричит, кого-то сваливает с ног…
За рулем в хорошо знакомом ему платье жешцина… Залитая кровью панель… Разбитые часы. На них без двадцати пяти минут двенадцать… Голова па бежевом кресле заднего сидения. Густые, с синим отливом черные волосы закрывают полсидения…
«Значит сегодня, — шепчет Мерфи. — Что делать?.. Не суетись, Боб. Не паникуй, — говорит он себе. — Думай. Думай. Время пока есть… Стоп! — осеняет его. — В той ситуации я выгляжу чрезвычайно спокойным… Стало быть, варианты импровизации имеются. Что-то надо предпринимать. Ну, действуй же. Действуй!» — Подгоняет он себя.
План возник сам собой. Мерфи поднялся. Он шел в пилотскую. Дверь в кабину была заперта. Понятная предосторожность после серии насильственных захватов самолетов. Стучать он не стал. Прошел в салон стюардов. Стоя к нему спиной, девушка-стюардесса расставляла на тележке бокалы и бутылки с различными напитками. Боб окликнул ее и тоном, не терпящим возражений, потребовал немедленно пригласить сюда командира.
— Может, уж сразу президента? — усмехнулась она. Пригвоздив ее тяжелым взглядом, Мерфи рявкнул:
— Если мне понадобится президент, я обойдусь без ваших услуг. А сейчас извольте выполнять, что велено. Живо! Я — шеф Интерпола…
Минуту спустя командир стоял перед ним.
— Слушаю вас, сэр…
— Мерфи. Роберт Мерфи. Вот мое удостоверение.
— Извините, сэр. Формальность, — сказал пилот, возвращая удостоверение, и, повернувшись к стюардессе, распорядился:
— Комиссару кофе. И все что потребует.
Мерфи улыбнулся.
— Не беспокойтесь…
— Меня зовут Ричард Стоун. Можно просто Рич… Что-нибудь случилось, комиссар?
— Рич, связь с аэропортом назначения установлена?
— Только что, комиссар.
Стюардесса поставила перед ним чашку кофе.
— Коньяк, — попросил он. — Тройную порцию.
Пока девица гремела бутылками, Мерфи сказал командиру, чтобы тот минут через пять связал его с аэропортом… Ровно через пять минут Стоун пригласил Боба в кабину. Экипаж с любопытством уставился на вошедшего. Мерфи взмахом руки поприветствовал их, взял микрофон и надел наушники.
— Здесь Роберт Мерфи. Шеф Интерпола. Кто у микрофона?
— Шеф аэропорта, Бобби, — более чем непринужденно прозвучало в наушниках.
— Ваша фамилия?!
— Дик Соммер… Штат Мичиган, Детройт…
— Дик?! Дружище! Сколько лет, сколько зим! — радостно выдохнул Мерфи.
На связи был его друг детства. Шалопай и заводила Дик.
Тот самый Дик, который отлупил его за марихуану. После той взбучки Боб вообще бросил курить. Дик, который первым из всех ребят их квартала попробовал девочку и рассказывал, как это здорово… Соммера называли «Меченым» или «Пиринеем». Кому как нравилось. У него почти на всю щеку было красное родимое пятно, напоминающее по форме Пиринейский полуостров. Из-за родинки он не комплексовал. Да и она его не портила. Высокий, широкоплечий и независимый, Дик верховодил над всеми ребятами их школы и улицы…
Боб представил его в летной форме. «Единственная из форм, какая действительно подошла бы ему», — решил он. И тут же вспомнил, что в застеночном видении Дик не фигурировал. «Игра началась и идет она пока в мою пользу, — . обрадовался Мерфи.
— Как я рад, Пириней, — невольно вырвалось у него.
— Боб, ты же всегда называл меня Меченый.
— Видишь ли, я посчитал неудобным оповещать об этом эфир» Нас, наверное, слушают.
— Пусть слушают.
— Ты меня встреть, Дик. Я хочу на тебя посмотреть.
— И я тоже.
— Ты меня можешь соединить с городом? — Наконец приступил он к делу. — Запиши номер. И постарайся…
— Понял. Твоего разговора никто не услышит.
Боб звонил к своему заму. Домой. Он слышал, как Дик с апломбом объявил: «С вами будет говорить комиссар Роберт Мерфи. Минутку…»
— Доброе утро, босс, — услышал он глуховатый голос зама.
— Доброе утро, старина. Слушай меня внимательно. Сейчас позвони к Розите. Она заночевала в нашем доме гостей… Ничего не объясняя, прикажи ей в девять быть на работе. Пока я не приду, никуда ее не отпускай. Предупреди охрану, чтобы они не смели выпускать ее из оффиса. К часу я буду.
— Что-нибудь случилось, босс?
— Может случиться, старина. Сделай все, как я говорю. До встречи.
…С Соммером Боб на задержался. Дик тоже куда-то спешил. Договорившись днями встретиться, друзья расстались. Мерфи поехал домой. Во-первых, отсюда до дома было ближе, а во-вторых, в течение двух с половиной часов за Розиту он может быть спокоен. Зам сделает все, как велено. Даже перестарается. Прямо из машины он позвонил Мари.
— Алло, — подавив зевок, отозвалась дочь.
— Вставай, соня. Еду — я. Подарки везу.
— Па, родненький! Откуда ты?
— Из машины… Через полчаса буду дома. Приготовь ванну… Смотри не засни, а то ничего не получишь… Пока.
В ванной Мерфи плескался долго. Когда он вышел к столу было без четверти одиннадцать. Довольная привезенными безделушками Мари безумолку болтала.
