А, собственно, зачем вот сейчас думать - успел, не успел... Ведь еще так долго лететь! И так долго будет хорошая, надежная связь с Землей! Все, что не успел, можно еще передать... Только разве письма уже не пошлешь...
Все-таки жаль, что он уводит только половину военных ракет. Так и не договорились о том, чтобы увести все. Еще боятся друг друга. Еще не верят друг другу. Еще не все понимают, что Земля стала слишком мала и тесна для войн.
Постепенность... Черт бы ее побрал, эту постепенность! Но, видно, люди иначе не могут... Что ж... Лучше так, чем никак!
Интересно, что будет завтра? Завтра о Федоре узнают все, весь мир. Даже, может, сегодня вечером... Скажут по радио, что улетел Федор Веселов. И все... И Аська повалится на тахту реветь. И маматоже. А Асина мать, наверно, пойдет плакать в свою ванную. Он так и не повидал Асину мать!.. Свинство вообще-то! Нужно было бы как-нибудь вырваться - хоть на денек... Вот уж это, действительно, не успел... И теперь уже не успеешь.
- Федя...
Негромкий, спокойный голос в наушниках.
- Слушаю, Сергей Михайлович...
- Ты готов?
- Давно.
Видно, кончились эти десять минут.
- Можно давать старт?
- Давайте.
- До свиданья, Федя!.. Целую тебя!
- Прощайте, Сергей Михалыч!
- Не "прощайте", а "до свидания!"... Ты там не будь лихачом! Возвращайся! Знаешь ведь - для этого сделано все!
- Знаю, Сергей Михалыч. Постараюсь вернуться!
- Ну, пока...
И сейчас же в наушниках другой голос - густой, жесткий:
- Вышку отвести!
И через три минуты снова тот же голос:
- Счет!.. Десять... девять... восемь... семь...
21.
Он летел почти два месяца. Целый месяц он еще разговаривал с Землей, и передавал показания десятков приборов, и шутил, и даже пел по радио песни.
За ним шли сотни страшных ракет. Они поднялись со всех космодромов Земли через полминуты после того, как поднялся он. Они так и шли за ним на расстоянии в полминуты.
Потом прервалась радиосвязь, и он включил лазер, м земные обсерватории поймали его первое сообщение в пучке света.
"Пересек орбиту Марса. Радиостанций Земли не слышу. Самочувствие нормальное. Управление ракетами работает надежно".
И затем приняли еще два его световых сообщения. И снова он говорил, что все нормально. И еще извинялся, что "пишет редко" - бережет энергию. А потом, в одну из ясных осенних ночей, люди увидели, как на черном небе ярко вспыхнула звезда. Невероятно ярко! И несколько часов, пока не рассвело, она была самой яркой звездой на небе. Все телескопы Земли смотрели на нее в эту ночь. И еще миллионы людей - без телескопов. А на следующую ночь эту звезду уже вовсе не было видно простым глазом.
Газеты и радио сообщили, что гигантский болид, угрожавший Земле, развеян в пыль.
В своих утренних интервью астрономы всех стран отмечали, что взрыв произошел не там, где ожидали его увидеть. Он сдвинулся чуть-чуть в сторону. Всего лишь на две минуты, но сдвинулся.
Многие понимали, что две минуты - это только здесь, на Земле, "чуть-чуть". А там, в космосе, - это гигантские расстояния.
Еще через день люди узнали, что, в соответствии с решением Женевского совещания глав правительств, на следующие сутки после уничтожения болида по всей Земле было прекращено производство атомного и ядерного оружия и строительство военных ракет. Специальная международная комиссия начала проверять выполнение этого решения. Планета, наконец, перестала вооружаться. Впервые за всю свою историю.
А еще через день газеты и радио сообщили, что принят и расшифрован последний сигнал, переданный с помощью лазера Федором Веселовым:
"Болид отклонился от рассчитанной орбиты. Выключаю автоматы. Перехожу на ручное управление.. Прощай, Земля!"
Люди, слушавшие это по радио, снимали шапки.
Люди, читавшие это в газетах, снимали шапки. Многие плакали. На домах как-то стисхийно начали вывеши* вать траурные флаги. Все уже знали, что только автоматы могли осуществить тот маневр, который давал космонавту шансы на спасение.
22.
В Лермонтовском сквере Пензы можно иногда увидеть молодую женщину с детской коляской. У женщины прозрачные, очень красивые серые глаза. И очень печальные.
Эту женщину сразу узнают. Еще бы - ее портреты были во всех газетах и журналах мира. Она так и не осталась в Москве. Она вернулась в Пензу, и живет у родителей, и ходит в гости ^ своей свекрови, и подолгу стоит над крутым обрывом во дворе, где когда-то, еще мальчишкой, играл ее муж. Когда люди узнают ее, они думают:
"Он любил ее! Это его жена..."
И уступают ей дорогу, и очередь у кассы в магазине, и место на скамейке в сквере. Она тоже часто думает, когда глядит на людей:
"Он любил вас!.. Он всех вас любил!.. И ни разу не сказал об этом..." В его дворе по-прежнему бегают мальчишки. Они играют в войну, и гоняют на велосипедах, и бьют окна футбольным мячом. Их ругают и матери, и соседки, и дворники. Они плачут, просят прощения, а на другой день все начинается снова - потому что они мальчишки. Почти все они хотят стать космонавтами. И ведь кто-то из них станет!