Он просунул палец под корневую систему мертвого тюльпанчика и, обхватив цветок ладонью, вытащил крошечное растение из дерна. На его корнях был крепкий узелок, к которому тянулись нити корневой системы большого тюльпана, уничтожившего маленького мужчину.
Хал укладывал погибший тюльпан на столе, словно омывал тело мертвого младенца; потом отступил от стола и, уперев руки в бока, сказал:
— Взрослый бык заблаговременно покончил с конкурентом.
Чувствуя, что он расстроен, она сказала:
— Чисто поведенческая ответная реакция корневых систем на химические раздражители, Хал. Тюльпаны не умеют мыслить.
— Фреда, вы запутались в собственной методологии, — сказал он. — Большая тварь разделалась с ребенком. Конечно, это была ответная реакция на химические раздражители. О чем тут еще думать?
Молчание — лучшее проявление осмотрительности, рассудила она, но понимала, что это потрясение притупило его способность мыслить трезво. Глядя на тюльпан, блиставший в солнечном свете, она не сомневалась, что такая красота никогда бы не стала бессмысленно убивать другую красоту.
— Может быть, я сверх меры чувствителен, — сказал Хал. — Но я очень трогательно отношусь к миниатюрным растениям. В субботу я собираюсь на выставку бонсай в Бейкерсфильде. Этот тюльпанчик не был малорослым. Он был просто ребенком, но там он произвел бы сенсацию.
Он старался выбраться из неловкого положения, в котором оказался, и она помогла ему.
— Вы были правы насчет редкоземельных элементов. Химический анализ мертвого тюльпана показал необычно большое содержание фосфора, фтора, а также калия. Конечно, такие анализы ничего не говорят о системе жизнеобеспечения.
— Да, — сказал он, — когда меня одолевает эгоизм, я напоминаю себе, что, по существу, я — всего лишь бадья воды.
Он подвесил тюльпаны на прежнее место и, запирая дверь, продолжил начатый им разговор:
— Доктор, вам было бы интересно побывать на выставке бонсай. Не откажите в любезности и составьте мне в субботу компанию? Я слышал, вы собираетесь в Вашингтон… Если вы окончательно не увязли в программе доктора Гейнора, я хотел бы поделиться с вами своими более оформившимися мыслями о Флоре. Это, пожалуй, истинная причина моего приглашения.
— Я, конечно, стараюсь быть объективной, но пока все отзывы о Планете Цветов, которые я уже обобщила, были благоприятными.
— Ничего удивительного, — сказал он. — Специалисты не умеют заглядывать за стену своей специальности… А я только бедный священник-друид.
Шагая рядом с ним, она не собиралась спрашивать, где он почерпнул информацию о поездке, официального объявления о которой не было. Просматривая доску информационных сводок в дамском туалете нынче утром, она прочитала нацарапанное небрежным почерком: «Чарли намерен сделать что-то с Фредой без любви, когда они отправятся в Вашингтон».
— Так или иначе, — сказал Хал, — я пришел к мысли, что экспериментальная станция доктора Гейнора может обернуться чем-то вроде Сибири для тех служащих Бюро, которые не подойдут под его мерку административного совершенства, и я скорее откажусь от своей профессии, чем вернусь туда.
Такое отношение в корне отличалось от охлаждения к Земле, которым пугал доктор Беркли. Фреда уловила для себя некую благоприятную возможность в этом различии.
— Я бы с удовольствием выслушала противоположное мнение, — заметила она, — в частности, мнение священника-друида. Позвоните мне в пятницу. Если я смогу вырваться, то поеду с вами в Бейкерсфильд.
Она решила, что если выбор руководителя Бюро действительно остановился только на ней или докторе Беркли, то предпочтение определенно заслуживает она. Среди настенных надписей ей как-то попалась такая, которая гласила, что Беркли одержим эдиповым комплексом влечения к девочкам моложе шестнадцати и что он коллекционирует порнографические чернильные кляксы тестов Роршаха.
Первые цветки на ее сеянцах должны были распускаться в субботу, поэтому Фреде очень не хотелось оставлять их ради выставки бонсай в Бейкерсфильде; тем не менее она поехала, и эта вылазка могла бы оказаться восхитительной, если бы Хал не напился.
Растения, искусственно задерживаемые в росте, демонстрировались в японском павильоне, оставшемся от когда-то проходившей здесь всемирной выставки.
Фреда была очарована пролегавшей среди лесочков из живых дубков, бежавшей мимо кукурузных и пшеничных полей миниатюрной железной дорогой, по которой двигались поезда, останавливаясь на станциях, украшенных клумбами живых роз — все растения взрослые, но во много раз меньше настоящих. Любуясь композицией, размещавшейся на фоне живописной панорамной декорации, она настолько реально представляла себя неким божеством двадцатого столетия, что прощала такие отклонения от соразмерности, как экспресс-магистраль на Санта-Фе, грохотавшую по другую сторону Фудзиямы.
Потом они отправились на чаепитие под сенью глицинии в садике, возвышавшемся над обрамленной бамбуком заводью с перекинутым через нее каменным арочным мостиком. Девушка-японка в кимоно, подпоясанном оби, подошла к ним, постукивая деревянными башмаками, поклонилась и сказала, что ее зовут Хаки. С волнующей напевностью интонаций ломаного английского, выученного в Японии, Хаки объявила, что готова приступить к обслуживанию церемонии чаепития. Фреда так глубоко ощущала себя частицей Японии, что уже почти реально слышала звон ритуальных колокольчиков, но тут Хал распорядился:
— Налейте леди чаю, Хаки-сан, а для меня состряпайте двойной мартини.
— Но, Хал, — запротестовала Фреда, — это же Восток.
— Я ничего не имею против Востока, но я предан Мартини, самому великому, после Маркони, итальянцу.
— Бог с вами, поскорей выкладывайте ваше отрицательное заключение о Флоре, пока еще можете разговаривать. Доктор Беркли дал понять, что путешествие на Флору могло вызвать побочные эффекты: душевную аллергию, ностальгию и даже ослабление привязанности к Земле.
— Чтобы тронуть меня, этот охотник до содержимого чужих черепов слабее этой идейки не смог бы ничего придумать.
— Хал, временами вы меня раздражаете. Одним махом вам ничего не стоит опорочить целую область знаний.
— Не существует области знаний-, именуемой психиатрией растений; послушайте, Фреда, растения Флоры до такой степени разумны, что это делает их опасными для существ нашего уровня умственного развития не меньше, чем они опасны друг для друга.
— Доктор Гектор, — напомнила она, — говорил, что жизнь растений Флоры протекает без соперничества.
