Удостоверившись, что это действительно моя дочь, я почувствовал невероятное облегчение: Мэй жива и здорова, что еще надо отцу, который считал, что его ребенок погиб. Правда радость несколько омрачилась, когда я вспомнил, что она ввязалась в очень опасную авантюру.
— Мэй, умоляю тебя, бросай все это и возвращайся домой. Он, — я показал на Сола — тебе не компания.
— Нет, — тихо сказала дочь. — Из всех игр эта — самая увлекательная.
С этими странными словами, Мэй растворилась в воздухе.
— Как видите, Персефона выбрала Прометея, вопреки мнению классиков.
— Прометея, — передразнил я. — Какая чушь!
— Я читал ваш памфлет, — сказал Сол. — Мне понравилось замечание о том, что благородный титан не имеет ничего общего со мной, ненормальным убийцей.
— Вы будете отрицать это? — вызывающе спросил я.
— Отнюдь, каждое сказанное там слово — чистая правда.
— И…
— Выбирая себе это прозвище, также как и прозвище Лиэй, я руководствовался совсем другими соображениями.
— Меня ваши соображения не интересуют. Я хочу, чтобы моя дочь вернулась к прежней жизни.
— Этого никогда не будет. Вы тоже не сможете жить как прежде.
— Это еще почему?
— Признайтесь, вы пришли сюда не только за Мэй. Тайна, от которой поджилки трясутся у самого Зевса. Великолепная аллегория. Вам не дает покоя, вас гложет, то, что вы случайно увидели. Вам надо знать ответ на самый главный вопрос, а когда вы его узнаете, вам станет еще хуже.
Мне показалось, что меня огрели чем‑то тяжелым по голове.
— А Вы знаете ответ на этот главный вопрос? — тихо спросил я.
— К моему глубочайшему сожалению, да. Поэтому кроткий и миролюбивый Лиэй превратился в жесткого, вечно страдающего из‑за своих знаний Прометея.
— И вы поделитесь со мной вашими знаниями?
— Обязательно, но при условии, что вы, как и обещали, будете к моим услугам.
— Чего вы хотите от меня?
— Вашего внимания, дорогой учитель. Мы с вами будем часто встречаться и много беседовать. Я расскажу, что вас интересует, вы же в свою очередь поделитесь со мной той или иной информацией. Каждую беседу, включая эту, вы запишите, а записи спрячете там, где я вам укажу. Но наш заключительный, самый важный разговор, вы сохраните здесь, по этому адресу. Согласны ли вы на эти условия?
— Согласен…
— В таком случае, мистер Линд, взгляните на этот шкаф. Здесь есть кнопка-ссылка. Стоит посетителю этого офиса её нажать, и все что вы здесь сохранили, распространится по сети острова. А сейчас — ваше первое домашнее задание. Подробно опишите, как мы с вами встретились и о чем говорили сегодня. Вы напишите это своей рукой, на простой бумаге и спрячете эти листы в сейфе, в вашем доме.
Дочитав папин дневник, я, несмотря на присутствие следователя, со злости швырнула его на пол. Спасибо тебе, отец, ты погубил свою единственную дочь. И себя, кстати тоже. От внезапного жгучего чувства жалости к несчастному старику я заревела. Черный Ангел терпеливо переждал этот очередной приступ истерики и как всегда бесстрастно сказал:
— Надеюсь, теперь вы не станете отрицать, что вы с Солом Нортоном действовали заодно.
— Я ничего не помню, — с трудом выдавила я из себя.
— Вы знаете, как попасть в красный офис, где ваш отец встречался с Нортоном?
— Я не знаю. Но вы можете спросить моего отца.
— Мистер Линд решил ничего нам не говорить. Надеюсь, вы будете благоразумнее, иначе вас обоих ждет смертная казнь. Спрашиваю ещё раз: знаете ли вы пароли входа в город и во дворец?
Угрозы следователя действовали безотказно: я готова была рассказать и сделать, все что угодны, лишь бы спасти наши шкуры.
— Я точно могу назвать первый пароль. В этих записях есть все необходимые подсказки.
— Объясните со всеми возможными подробностями.
— Мы часто с папой играли в эту игру, — пояснила я. — Один составляет хокку и дает пару-тройку подсказок, а второй пытается одним словом определить его смысл. И то и другое довольно трудно: три фразы, чтобы однозначно выразить свою мысль и те же три фразы, которые надо однозначно расшифровать. Папа утверждал, что такие упражнения развивают абстрактное и ассоциативное мышление. Оба хокку имеют отношение к греческой античной литературе. На это указывают титаны, боги и цари, которых он свалил в одну кучу. Первая загадка преграждает дорогу в город и говорит об Отце Ужаса. Так называли человека-льва или сфинкса. По одной из легенд, сфинкс охранял дорогу в город Фивы. Он задавал прохожим, держащим путь в Фивы такой вопрос: кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех. Тех, кто давал неправильный ответ сфинкс убивал. По сути, ответ на загадку сфинкса и есть пропуск в город, так же как и ответ на загадку отца — пропуск в виртуальный город. Правильный ответ — человек.
— А пароль во дворец?
— Я должна подумать. Дайте мне время.
— Этого добра у нас достаточно. Но прежде, чем вы возьметесь за вторую загадку, давайте закончим разговор о Соле.
— Пожалуйста, — я пожала плечами.
— После драки в школе вы встретились с Нортоном только через 10 лет?
— Да.
— Вы были рядом с ним почти 2.5 года. Расскажите мне об этом периоде.
Однажды меня вызвал к себе в кабинет мой шеф, высококлассный специалист в области психиатрии и нейрогенетики.
— Не знаю даже с чего начать, — неуверенно сказал он. — Ты знаешь некоего Сола Нортона?
— Училась с ним в одном классе, — после длительной паузы ответила я, настороженно ожидая продолжения разговора, не сулящего ничего хорошего.
— Прочитай его дело. После этого подпишешь декларацию о неразглашении государственной тайны.
После первых же строчек, я в изумлении воскликнула.
— Как, Сол здесь?
— Почти что полтора года. И мы понятия не имеем, что с ним происходит.
— А какое это имеет отношение ко мне?
— Дочитай до конца, потом поговорим.
Специалисты действительно затруднялись классифицировать заболевание будущего Прометея. Непрекращающийся бред, чрезвычайно эмоциональный и пожирающий все физические силы несчастного. Галлюцинации поражали своим тематическим разнообразием, частотой и резкой сменой настроений. Он мог корчиться от сильной боли, а через секунду уже весело и непринужденно смеяться. Он мог раздраженно на кого‑то орать, а через секунду шептать кому‑то интимные слова любви.
«Он каждое мгновение отождествляет себя с кем‑то другим», — писал один из врачей, наблюдавший за Солом: — «Я бы назвал это бесконечным дроблением личности, если бы не знал что это невозможно».
