Екатерина Морозова - Истерический роман № 1

Средневековье – суперэпоха. Во-первых, она длилась тысячу лет, а кое-где и подольше. Во-вторых, люди тогда были настоящими суперменами. Конечно, они не занимались культуризмом, не бегали голышом, как древние греки на Олимпийских играх, кичась своей мускулатурой и увековечивая ее в статуях. Но вы попробуйте потаскать на себе меч, щит, копье, латы, и еще вопрос, как конь будет слушаться. Конем рулить – тоже требует усилий.

Ничего удивительного: прекрасная экология, натуральные продукты, натуральные ткани, естественный отбор… Как говорится, меньше народу – больше кислороду. А народу и вправду было меньше. Германия, например, была покрыта невырубленными лесами, и в них водились зубры. И еще много кто, с кем только супермен справится.

Точных часов в заводе не было, так что все, кому надо, прекрасно умели обходиться без них и ничего, справлялись. Звукозаписи тоже не было, звуковая среда была чиста от мусора. Кому хотелось музыки, тот пел и играл, а в остальном вольготно пели птицы, благоприятно влияя на человеческую психику. Да, если не считать мавров, чумы и саранчи, у средневековых суперменов почти не было поводов для истерик. Но это еще не значит, что самих истерик тоже не было!

Процветал тогда немецкий город Аахен, столица Карла Великого, династии Каролингов и Священной Римской империи. Говорили, что по массе учености на душу населения это Афины-2, только еще осененные светом христианства. Так что дипломатических посланников от папы римского в Аахене хватало, может, они там и истерили. А может, нет.

К северу от Аахена на склоне мрачного лесного оврага находились тогда еще (после XII века их там уже никто не находил) развалины древнего городища Уухен, где обитали совы, призраки, бродяги и все храбрецы, которые никого не боялись, кроме аахенской стражи. Наверное, у них были на то причины.

А к востоку от Аахена находился веселенький городок Охохохен с цветной черепицей на крышах, виноградниками в долине, ежегодной ярмаркой, фирменным овечьим сыром и знаменитыми на весь мир шерстяными носками из овечьей же шерсти. Живи да радуйся! Да не тут-то было. Бродячие менестрели всегда, даже в дни ярмарки, обходили Охохохен стороной, потому что там их все равно никто не мог услышать: местные уроженцы по всякому поводу закатывали громкие истерики. Лишь один городской трубач благодаря необыкновенной силе легких (супермен, однако!) мог перекрывать охохохенские истерики сигналами типа "Пожар!" или "Враги напали…", да колокола в Охохохене были самые большие в Германии, по той же причине. Кроме их звона раздавались в городе лишь вопли да рыдания. А уж когда в городе открыли университет…

Университет-то, конечно, открыли. Даже разослали гонцов с приглашением нормальным учителям являться преподавать. Гонцы вернулись кто с учителями, кто-то-с обещанием приехать, кто-то-с отказом, а кое-кто и с фонарем под глазом.

Студенты повздыхали, поистерили, да и попытались учиться. Но оказалось, что учителя-то явились самые неподходящие. От такого преподавательского состава любой взвыл бы волком, а охохохенцы не копируют банально волков, они воют охохохенцами.

Из Аахена пришли двое. Первый был католический священник, пришедший просто потому, что его не терпели даже в Аахене. Он говорил какую-то смесь молитв, заветов и заповедей, да так часто отпускал грехи, что в домике, где его поселили, была специальная калитка с надписью "ДЛЯ ГРЕХОВ".

Второй А-а-а-ахенский у-у-у-учитель сыпал терминами собственного сочинения. Учитывая, что он был немец, можно себе представить, сколько сотен букв имелось в каждом термине. Он смешивал немецкий, латынь и псевдоабракадабрийский (науке неизвестен).

Из Уухена учителя прилетели. Первой прилетела прапраправнучка любимой совы Афины. На уроках она выла и ухала (что охохохенцы умели и так), а также глубокомысленно чистила перья клювом. От нее полагалось набраться мудрости.

Потом прилетели призраки разных ист(о,е???)рических личностей. Они преподавали историю и рассказывали истории, начинающиеся примерно так:

– Подкрадываюсь я, значит, к Юлию Цезарю…

– Как сейчас помню, во время войны с галлами…

– Сижу я на троне, похрапываю, а тут…

Всяческие призраки древних римлян незадолго эмигрировали в Уухен с видом на жительство.

Последними прилетели призраки послов. Они преподавали что-то типа ОБЖ:

– Помните, дети мои! Никогда не ходите в Уухен! Это чревато стихийными бедствиями в следствии чьей-то истерики, как то: торнадо, обвалы, лавины и т. д.

Большинство учителей набралось прямо из Охохохена. Они преподавали Истерию, Музыкальное и Немузыкальное нытье, вокал, особо НЕ музыкальные инструменты и сольфеджио. Получилась консерватория. Приглашенные преподаватели взвыли кто кем умеет, студенты-певцами, а охохохенцы-охохохенцами.

Подковы коня устало цокали по усталым камням, которым в немецкой аккуратностью был вымощен подъем от реки (в том месте, где брод, а в дни ярмарок – плавучий мост из лодок). Ноздрей скакуна уже начал достигать типично средневековый городской запах – следствие неизобретения средневековой цивилизацией канализации.

Конь устал, потому что путь его был не близок, и Охохохен намечался лишь небольшой промежуточной остановкой. Конечной целью числился Аахен, а на самом деле (хотя хозяин коня и говорил всем про Аахен) целью был Уухен. Точнее, то, что от него осталось. А еще точнее… После XII века, как сказано в Прологе сего повествования, следов Уухена уже никто не находил. Век городов и университетов – XIII-й, если не XIV-й, вот и кумекайте, что могло ждать путников в Уухене и с какими тайными целями они вообще могли туда направляться…

Внезапно конь остановился, немного не поднявшись до городских ворот. Его тормознули жуткие звуки. Дело в том, что городской трубач, как тогда было принято, жалованье получал раз в год и только частично – деньгами. А тут ему денег не дали вообще, выплатили все драконьими зубами, давно валявшимися без дела в городской казне. И трубач впал в великолепную истерику, достойную его трубы и города Охохохена. Это было так:

Дыхание у него было отменное! Все подумали, что, как минимум, землетрясение, оно же конец света. Только вновь прибывший всадник не растерялся, снял с плеча арфу и наиграл начало старинной английской песни "Yesterday", какой в Охохохене и не слыхивали. Трубач и его труба сразу успокоились. Путник задал владельцу трубы несколько вопросов, уяснил ситуацию и предложил трубачу в обмен на драконьи зубы несколько золотых монет. Трубач впал в радостную истерику, под звуки которой успокоенные охохохенцы вернулись к своим мирным занятиям, взял коня с путником под уздцы и отвел их в гостиницу.