Дело не в этом. Они несли гроб. Они были очень напряжены.
Гроб, вы понимаете.
Я видел гробы в старой книге. Я вообще люблю старые книги. И, чтоб мне провалиться, – это был гроб.
Стало неуютно. Кто-то очень сильно напортачил. Может, это не гроб? Просто ящик похож? Да ну, даже думать сейчас об этом не буду. Только в ежедневник запишу, что надо расспросить профессора Кевинса попозже.
26 июня, вечер
Я сижу на улице, прямо на тротуаре, под дождем. Руки трясутся, в горле ком. Будь все проклято, гори все. Я промок насквозь.
Хоть бы получить какую-нибудь болезнь и сдохнуть. Сдохнуть совсем. Попробую рассказать.
Итак, пару часов назад я подошел к двери Лориной квартиры. Копию ключ-карты она мне подарила, и дверь бесушмно отъехала. Из глубины послышались музыка и голос Лоры. И еще чей-то. Подруг привела, наверно.
Я не стал кричать, что пришел. Хотел стремительно войти и вручить удивленной Лоре букет, прямо на глазах у подруг. Пусть завидуют.
В гостиной горел свет, но никого не было. В вазе стоял пышный букет. Такой же, как мой. Еще стояла полупустая бутылка вина и два бокала. Сиротливо белели обертки от любимых Лориных миндальных конфет.
Букет и два бокала. Допустим, букет ей подарили на работе. Мало ли. Два бокала – пили вместе с подругой. Это очевидно.
Из спальни снова раздались голоса. Лорин смешок. И мужской голос. Я подошел к двери спальни и аккуратно заглянул в щель.
Боже…
На кровати сплелись два тела. Я не разглядел лиц, но женское тело явно принадлежало Лоре. Было еще одно, мужское. Я успел запомнить крепкий затылок и шрам на спине.
Я убежал. Не помню, как – только ступенью i простучали под ногами. Девять этажей, плевать на скоростной лифт. Кажется, по пути разрыдался. И вот теперь сижу на тротуаре под дождем, мокрый как мышь, с букетом на коленях. И до сих пор всхлипываю. Будь проклят этот вере, и все остальные тоже, сколько бы их ни было.
27 июня, утро
Проснулся на тротуаре. Самочувствие прекрасное, ага. Ни простуды, ни насморка, ни больной головы. Спасибо. Я спал, подложив под голову букет. И даже неплохо выспался, кажется.
Ну хватит, хватит, повеселил прохожих. Я мужчина, а не тряпка. Я не тряпка, я мужчина. Хотя сейчас больше похож на тряпку. Во всех смыслах.
Выпью успокоительное. А то трясет до сих пор. Пойду к Лоре и все ей выскажу. Заберу свои вещи – бритву и две пары белья.
И конечно, найду другую квартиру.
27 июня, день
Видимо, я перепил успокоительного и сошел с ума. Иначе невозможно объяснить события, произошедшие только что.
Над ухом журчат последние новости, репортаж, профессор Кевине с важным видом говорит о новых разработках. Я сижу в своей квартире, и у меня болит скула. Сильно болит. Разумеется, повреждений нет, просто фантомные боли. Тем не менее, полчаса назад я получил по лицу. Рассказываю.
Итак, набрался смелости. И решительным, но нетвердым шагом пошел в сторону дома. Хотел сразу зайти к Лоре, но понял, что выгляжу хуже, чем дерьмо. Надо зайти в свою квартиру и переодеться.
На крючке в прихожей висела моя куртка, а на полочке стояли ботинки. Все вроде в порядке, только мои куртка и ботинки сейчас на мне. А эти – в прихожей. А мои – на мне. А эти – в прихожей.
На моей кухне сидел широкоплечий светловолосый мужик и пил кофе.
– Ты кто? – спросил я мирно.
И тут он обернулся.
Вы когда-нибудь говорили с зеркалом? Зеркало вам отвечало? А мне ответило.
– Меня зовут Бамбл, – сказал мужик, – а ты еще кто… черт!
Я смотрел на себя и медленно терял ощущение реальности. Не может быть. Просто очень похож.
– Пошел. Вон. Отсюда, – медленно выговорил я.
– Я в своей квартире, вообще-то. Ну-ка подойди поближе, я тебя разгляжу…
Тут я психанул. Это мой брат-близнец, клон или просто невозможно похожий на меня шутник, бог с ним… но какого черта он так со мной разговаривает? В моей квартире! Я схватил стул и разбил об его голову. Стул треснул, ножки разлетелись в разные стороны. Однако этот хмырь не упал, только пошатнулся. Как я забыл, что по расчетам его максимум легким ветерком обвеет от удара. А он неожиданно врезал мне кулаком по скуле. Удар, конечно, пришелся по касательной, но я поскользнулся и упал, разворотив ящик с посудой. Под руки попался нож. Я выставил его перед собой.
– Псих! – заорал блондин. – Пошел отсюда!
– Это ты пошел отсюда!
– Маньяк, нож убери!
– Это ты маньяк нож убери!
Детский сад какой-то. Видимо, от стресса мои реакции слегка регрессировали. И я отвечал, как маленький ребенок. Рыжий.
Однако на блондина моя поза и выражение лица подействовали. Он пробормотал что-то невнятное и выбежал из кухни. Хлопнула дверь.
Что это было? И что теперь будет?
27 июня, вечер
Кошмар не прекращается. Сейчас я сижу около проходной ЦУМа. Печальный охранник сидит и смотрит какой-то дешевый боевик. Для их производства теперь не нужны каскадеры, и их дешевле снимать.
Жду профессора Кевинса. Он объяснит мне, что происходит, или я уеду на границу Полиса и выброшусь за периметр. Если, конечно, прокопаюсь сквозь метровые слои брони.
После того как блондин-я убежал от меня в моих штанах, я заподозрил неладное. Требовалось срочно с кем-то посоветоваться. Решил пойти к Косте. Костя циничный, но умный. И трезвомыслящий. Он мне все объяснит. Ночевать в этой квартире не хотелось тоже.
В окне Костиной квартиры горел свет. Надеюсь, он дома. А то мог просто забыть выключить освещение. Ему-то что, оплатит с легкостью, на своей складской должности заелся.
Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Прислонил ухо к щели – оттуда слышалась музыка. Тогда я просто упер палец в кнопку и не отпускал.
Костя открыл через пару минут.
– Привет, – выдохнул я, – слушай, со мной что-то…
– Не ожидал, – развеселился Костя неожиданно, – ты что, успел выпрыгнуть из окна и забежать на пятый этаж? А кто звонил в дверь? Бамбл, ты сегодня просто в ударе.
– Кость, это я звонил в дверь! Из какого окна, ты о чем?
– Ну да, ага. И текилу мы с тобой последние два часа не пили, – сказал Костя, – это у меня на кухне сидит твой клон или злобный брат-близнец, ага?
– Он там?
– Нет, ты здесь.
– Мать твою, да послушай меня! Творится какая-то небывальщина…
– Стой, мы сейчас твоего злобного близнеца позовем, – сказал Костя сквозь смех, – эй, злобный Бамбл, выходи на бой с богатырем!
Я замолчал.
– Иду, иду, зачем в жопу-то орать, – раздался голос с кухни.
Надо было видеть Костино лицо. Челюсть отвисла, в глазах– страх. Он пялился то на меня, то на свой захламленный коридор, где раздавались шаркающие шаги. Есть, знаете ли, у меня такая беда – шаркаю.
