— А чтобы не сделать несчастными козлов всего мира, — усмехнулась Рита, — мне придется немного почистить вашу память… Квентина и твою.
— Вообще-то говоря, не только поэтому, а потому, что человечеству есть, что противопоставить Матери-Природе, коли уж она на него покусилась. Есть животные, которые поедают собственных детенышей… Человечество достаточно независимо уже от природы планеты, особенно, учитывая возможности и перспективы космической экспансии человечества. Но и здесь, на планете, оно легко не отступит.
— Да, ты прав. Учитывая это, тем более, надо ограничить распространение информации, — заметила Рита. — Да, кстати, может быть, мне будет позволено сойти со стола и одеться? Не то, чтобы я стеснялась, но стоять здесь не слишком удобно, а вести философский диспут и вовсе комично.
— О, конечно, — засмущался Перец и протянул ей руку, чтобы помочь сойти со стола. — Просто я давно не получал такого эстетического наслаждения от созерцания прекрасного женского тела. Все больше посозерцаешь-посозерцаешь — и в постель. Не то, чтобы это было плохо, но эстетическое и сексуальное наслаждение — разные вещи, хотя родственны, и потому не все их различают.
— Ну, посозерцал и будет, — улыбнулась Рита. — А то сейчас Алевтина вернется, забудешь про наслаждение.
Она оперлась на руку Переца и шагнула. Тут стул пошатнулся, и она упала в объятия Переца. Разумеется, не специально. Такое гиноиду даже в голову прийти не могло. Разве что в качестве издевки.
Перец не оплошал. Хотя и пошатнулся от неожиданной тяжести, но удержал прекрасное тело, предохранив от падения. Тело было холодно, как мрамор, и необычно, не по-женски, упруго и сильно.
Перец аккуратно опустил драгоценную ношу на пол.
— Извините мою неловкость, Рита.
— Напротив, Перчик, ты был весьма ловок. Иначе сейчас здесь было бы море шума, а в дверь ломилась бы секретарша, — успокоила она его. — Это я не рассчитала, оступилась.
— У вас что, температура тела ниже или ты замерзла? — поинтересовался Перец.
— Ниже, — объяснила Рита, ловко натягивая платье. — Впрочем, мы можем ее регулировать. Но рабочая — ниже…
— Знаете, Рита, из нашего разговора вы должны были понять, что я не враг Лесу и вам. Да вы и поняли, иначе не рассказали бы мне того, что рассказали. Конечно, новая информация могла изменить мое отношение… Но не изменила. Я — ваш друг. Ваш и Леса. И никогда не оскорблю того доверия, которое вы мне оказали. Клянусь, что не использую полученную информацию во вред Лесу.
— Но в свете твоих же философских обобщений… — возразила Рита, усаживаясь на стул, — Между прочим, работать скульптурой не мед, — улыбнулась она и продолжила: — То, что полезно для человечества, вредно для подруг, то есть для Леса… Если человечество узнает об угрозе, исходящей из Леса, согласно твоим прогнозам, которые, кстати, еще не истина, то найдет что противопоставить Лесу. А за что оно бралось во все времена в случае опасности? За оружие… Парочка ракет с ядерными боеголовками — и от Леса ничего не останется…
— Да, этого варианта исключить нельзя, — сокрушенно согласился Перец. — Но от меня оно ничего не узнает!.. Однако, есть другие, и они не связаны с Лесом ни узами дружбы, ни узами мечты, ни клятвой, принесенной мной. Им достаточно почувствовать опасность, а не узнать о ней, чтобы поднять тревогу. Поэтому надо приучить и человечество, и Лес к необходимости мирного сосуществования и паритета интересов, а человечество — еще и к исторической необходимости космической экспансии для сохранения собственного вида и Матери-Природы. Что-то вроде идеи — «человечество не может вечно жить в колыбели». Но для этого надо действовать осознанно, как я и хотел бы… А если вы сотрете мою память…
Рита усмехнулась, и усмешка осталась в уголках губ.
— Вы мне не верите? — вздохнул Перец.
— Да нет, — снова улыбнулась Рита. — Я просто вдруг вспомнила старый анекдот: «Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной? — Нет, потому что друзей не трахают».
— Вы к тому, что между мной и вами теперь возможна дружба? — ответно грустно улыбнулся Перец. — Приятно, если так. Но посылка все-таки ложна. Глупый анекдот… Я дал по морде Тузику не потому, что рассматривал вас в качестве потенциального полового партнера, а потому что он оскорбил вас как моего друга, да и не только вас… И Эсфирь, и всех женщин. Сам факт существования Тузика оскорбителен… Кстати, не только для женщин, но и для нас. Я думаю, он болен психически. Его лечить надо.
— О, я давно собиралась поблагодарить тебя за этот мужской поступок, да все как-то случая не было… Мне Квентин рассказал. И Стоян. Если бы я была женщиной, наверное, я влюбилась бы в тебя…
— Черт побери! — воскликнул Перец, — Ну, почему вы, все вы, даже вы, валите в одну кучу секс и любовь?! Я понимаю — они родственны, они — атрибуты человеческих отношений, но они не одно и то же! Любят родителей, любят детей, любят природу, любят поэзию, музыку, но это вовсе не связано с опорожнением и наполнением половых резервуаров! Только не говорите мне, что любовь к женщине совсем другое чувство! Чушь! Чувство одно, предмет его приложения различен.
— Но ты же сам пророчествовал, что с появлением гиноидов и любовь, и искусство обречено на исчезновение, — напомнила Рита.
— Да, одна из важнейших и плодотворнейших ипостасей Любви — любовь между Мужчиной и Женщиной! И мне ее действительно жаль — она прекрасна, хотя и трагична изначально… Но все остальные ипостаси любви… Они-то чем виноваты?.. Вы бы хоть иногда смотрели на нас не как на козлов! Ведь такой взгляд вас самих делает козами…
— Ну, почти уговорил… речистый, — улыбнулась Рита. — Ты мне и, правда, симпатичен. В тебе очень мало козлятины… Давай крутить любовь… Без секса.
— Всю жизнь мечтал, — улыбнулся Перец. — А как насчет моей памяти?
— Рискну не трогать… Но Квентину я не доверяю. Он-то меня любит, но козел его непредсказуем… Так что учти, общаясь с ним…
— Учту, — пообещал Перец.
— Дверь-то открой, — повела головой Рита.
— Да-да, — согласился Перец и повернул ключ. — Как вы дальше-то жить собираетесь, Рита?
— Ну, раз у нас любовь, давай тоже на ты! — с улыбкой предложила она.
— Давай, — согласился Перец. — Как жить собираешься, Рита?
— Не знаю, наверное, совсем уйду в Лес. — погрустнела она. — Я здесь все более чужая. Квентин мучается. Пускай найдет себе козочку и радуется жизни.
— А там ты своя? В Лесу… — осторожно спросил он.
— И там чужая, — вздохнула Рита. — Я для них, как инопланетянка. А они для меня…
