Неудивительно, что все поголовно принялись жевать исключительно стоя, с тревогой поглядывая каждые две-три минуты на проклятую реку, словно желая удостовериться, не подбирается ли теперь она к ним. Никакого нормального пищеварения в этом случае ожидать не следовало, что не могло устроить Густава фон Хетцена ни при каких обстоятельствах. Поэтому второй добрый глоток он сделал уже на корточках, а затем и вовсе основательно приземлился на "пятую точку". Его примеру последовал сначала Вадим, а за ним и остальные, здраво рассудив, что в таком надежном положении двигаться к Сафат-реке незаметно для самих себя просто невозможно. Тут же появился буквально волчий аппетит - мужская натура взяла свое, да и длительный переход тоже напомнил о себе. Все было уничтожено одним махом, даже сухой паек из неприкосновенного запаса. Алкоголь произвел свое обычное действие, языки развязались, а взглядов, брошенных в опасную сторону, становилось все меньше. На эту тему разговоров практически больше не было. Роман лишь заметил, что не помешало бы каким-нибудь хитрым способом взять из реки немного черной воды для анализа - с этим вяло согласились, однако предложений, как сие практически осуществить, ни у кого не оказалось. Единственную же идею - срубить длинный шест и укрепить на его конце освободившуюся посудину из-под спиртного - решительно забраковал сам витязь, предупредив, что в этом варианте господин удильщик может вытащить такую страшненькую рыбку, что и всем прочим мало не покажется.
Главным образом, размышляли о судьбе исчезнувшего почти на их глазах десантника Гарнецкого. Общество почему-то пребывало в уверенности, что их товарищ всего лишь заблудился, а, значит, оставался шанс его отыскать. Тут все разговоры пошли исключительно в предположительном направлении, но никто не осмелился произнести естественную фразу: "На обратном пути задержимся немного и поищем". И дело было даже не в понятном страхе перед внезапным наступлением ночи - всех дико пугала вполне вероятная возможность и самим заплутаться среди множества одинаковых и похожих стволов. На Вадима лавиной обрушились вопросы, касающиеся, в основном, двух проблем; о первой из них, то есть, о "паутинах", витязь отказался говорить наотрез, желчно заметив, что интересоваться у мертвеца: "Как оно там, в гробу, милый?" бесполезно, а вопрошать об этом живого способны лишь распоследние кретины.
Роман испугался, что разгоряченный многоградусной "Эвой", папа может от подобной дерзости закусить удила и нагородить в ответ такого, что потом самому станет нехорошо, однако Командор ничего не сказал, а продолжал смотреть на Вадима внимательно и серьезно. Не получив ответа на свой явный вызов, тот довольно скоро отвел глаза в сторону леса и кое-что о нем сообщил, то есть, по сути второй интересующей всех проблемы. Любоваться на ель и на сменяющую ее очередную сосну можно было, шествуя и дальше на юго-восток вдоль Сафат-реки вплоть до берега залива, а также двигаясь некоторое время в противоположном северном направлении. Однако вскоре там опять пришлось бы столкнуться с непролазной чащобой примерно того же типа, что встретилась им в начале пути. С нее начиналось бескрайнее царство смешанного леса, который раскинулся на тысячи миль и, как утверждал Серж, заканчивался возле неведомого холодного океана, прозванного "Ледяным".
Роман почему-то зябко поежился и решил, что настало время снова напомнить слегка размякшему обществу о необходимости поскорее вернуться хотя бы в "техническую мертвую зону" - делать у опасной реки больше было нечего. Он осторожно осведомился, имеется ли у витязя план более спокойного обратного движения через хвойную преграду или придется вновь то и дело карабкаться на деревья и проверять, не кружат ли их кони по часовой стрелке? Вадим в ответ недовольно поморщился, а затем попрекнул сына Командора плохой памятью и повторил, что еще на "цветке" No 4 было решено возвращаться по иному маршруту. "Если я не ошибаюсь, - продолжил он, - то милях в пятнадцати к югу этот лес сильно редеет, и там мы хорошим ходом за часок или даже быстрее без приключений доберемся до четвертой малой станции. Правда, какое-то время придется очень аккуратно идти вдоль берега Сафат-реки, но тут уж ничего не поделаешь!" - "Да, это лучше, чем бесконечное плутание в трех соснах и трех елях! - под одобрительные кивки соседей согласился Эдвин. - Здесь хоть имеется строгий ориентир, и все на виду! Конечно, вид не из приятных..."
С этими словами он широким жестом руки с зажатым между пальцами кусочком хлеба обвел край пространства слева от себя. Все машинально потянулись глазами вслед за ним и оцепенели от ужаса: от кончика мизинца десантника и до непроглядной черноты Сафат-реки было не более одного метра...
Роман ощутил, что вместо сердца у него в левой стороне груди бешено замолотила какая-то готовая вот-вот сломаться машина. Выступивший по всему телу пот был не просто холодным, а сковывающим все движения, начала кружиться голова. У остальных, несмотря на хороший разогрев, вид был не лучше - никто не мог сообразить, каким же дьявольским образом они вновь очутились у самой воды? Шок был настоящим и глубоким, а оцепенение полным: каждый смотрел туда, куда была повернута его голова, не в силах даже переморгнуть. Командору, кажется, стало плохо, его тело начало медленно склоняться вперед... Заметив это, Роман хотел было двинуться к нему на помощь, как вдруг обратил внимание, что тела его соседей так же начинают принимать странные полусогнутые позы. Внезапно он понял, что еще чуть-чуть - и все они опрокинутся лицом вниз и скатятся в черную воду.
Невероятным усилием воли Роман заставил себя принять прежнее сидячее положение и увидел, как то же самое удалось сделать и Вадиму. Его фигура как бы осветилась изнутри - это означало, что витязь сконцентрировался и вызвал "сверхсилу". В ту же секунду хлебная корочка вывалилась из пальцев Эдвина, упала на песок и медленно, в несколько оборотов, угловато скатилась в густую нефтяную жидкость, канув в ней без плеска и брызг. Десантник внезапно поднялся рывком, немного постоял, слегка раскачиваясь, а затем сделал большой шаг и вступил в воды Сафат-реки. И тотчас же находившийся ближе всех к нему Командор издал ладонями несколько звучных шлепков друг о друга, словно приветствуя смелый поступок своего подчиненного...
Вадим вскочил на ноги и, оказавшись возле Густава фон Хетцена, схватил того за воротник походного комбинезона и оттащил как можно дальше в сторону леса. Роман тотчас подбежал к отцу и крепко сжал его в объятиях. Тем временем витязь подобным же образом разобрался и с десантниками, швыряя их одного за другим, как котят. Не притронулся он только к Эдвину, который стоял уже по колено в вязкой черноте, а быстро вернулся назад и принялся напряженно всматриваться в застывшее наподобие гипсовой маски лицо Командора. Вадим шумно перевел дух только тогда, когда оно начало постепенно розоветь; затем щеки разведчика внезапно и страшно покраснели почти до багровой густоты - но вот кровь отхлынула, и Командор окончательно пришел в себя. Не совсем вежливо оттолкнув сына, он с недоумением уставился на бледные и встревоженные лица своих людей. Потом перевел взгляд на зашедшего по пояс в воду Эдвина и поразился вконец.
