— Мэре, это мой партнёр, учёный Адекор Халд.
— Превет, — сказал Адекор, и Мэри на мгновение смешалась, но быстро догадалась, что Адекор пытался сказать «Привет», но не смог произнести некоторые звуки. И всё же она была впечатлена и польщена тем, что он пытался учить английский.
— Привет, — сказала Мэри. — Я много о вас слышала.
Адекор слегка наклонил голову, очевидно, слушая перевод, сделанный для него его собственным компаньоном, через кохлеарные импланты, а потом повел себя совершенно по-людски — широко улыбнулся и сказал с сильным акцентом:
— Надеюсь, только хорошее.
Мэри не выдержала и тоже рассмеялась.
— О да, — сказала она.
— А это, — произнёс голос Хака, переводящего речь Понтера, — эксгибиционист.
Мэри опешила. Понтер говорил о парне, одетом в серебристое. Она не представляла, как может себя повести, если этот странный неандерталец сейчас распахнёт перед ней своё одеяние.
— Гмм, рада с вами познакомиться, — сказала она.
Незнакомец не догадался понизить голос до шёпота и предоставить компаньону переводить его слова в полный голос, так что Мэри с трудом разделяла его неандертальскую речь и английские слова, производимые компаньоном.
— Мне известно, — разобрала она, — что в вашем мире меня называли бы репортёром. Я посещаю интересные места и позволяю людям смотреть то, что передаёт мой компаньон.
— Все эксгибиционисты одеваются в серебристое, — пояснил Понтер. — Одежду такого цвета носят только они. Если ты видишь человека, одетого, как он, то знаешь, что на тебя сейчас смотрят тысячи людей.
— А-а! — воскликнула Мэри. — Эксгибиционист. Да, я помню, ты о них рассказывал.
Понтер представил двух других неандертальцев. Один оказался принудителем — по-видимому, что-то вроде полицейского, другим — дородный специалист по робототехнике по имени Дерн.
На мгновение феминистка в Мэри возмутилась тем, что в лаборатории квантовых вычислений не оказалось ни одной женщины, но, понятное дело, женщин здесь быть не могло: как ей было известно, шахта располагалась под Окраиной Салдака.
Понтер провёл Мэри через лабиринт торчащих из пола цилиндров, вверх по короткому лестничному пролёту и через дверь в пультовую. Мэри тут же замёрзла: неандертальцы не любили жару, хотя в натуральном состоянии так глубоко под землёй должно было быть так же жарко, как в том мире, из которого она явилась. Где-то, несомненно, работали кондиционеры; взглянув вниз, Мэри со смущением обнаружила, что её соски напряглись и чётко обозначились под тканью блузки.
— Как вы охлаждаете здесь воздух? — спросила она.
— Сверхпроводящие тепловые насосы, — ответил Понтер. — Работают, как установленный научный факт.
Мэри оглядела пультовую. Она удивилась, до чего странно выглядят здешние пульты управления. Она даже не думала, что внешний вид человеческих приборов и инструментов был продуктом случайного выбора промышленных дизайнеров, и что их «высокотехнологичный» дизайн — далеко не единственное возможное решение. Вместо полированного металла и строгой чёрно-белой гаммы большинства человеческих приборов здешние консоли управления были по большей части кораллово розовыми и не имели острых углов, а элементы управления нужно было вытягивать из поверхности, а не вжимать в неё. Не было ни светодиодных индикаторов, ни циферблатов, ни переключателей. Индикаторы были скорее отражающими, а не излучающими, а текстовые дисплеи изображали тёмно-синие символы на светло-сером фоне: поначалу она приняла их за наклейки с напечатанным на них текстом, и только потом заметила, что символы на них меняются.
Понтер быстро провёл её через пультовую, и они вышли к деконтаминационной установке. Прежде чем она успела понять, что происходит, Понтер расстегнул застёжки на плечах своей рубахи и стянул её с себя. Через секунду он снял с себя и штаны. Он запихал свою одежду в цилиндрическую корзину и вошёл в камеру. Пол в камере оказался вращающимся: он поворачивал стоящего неподвижно Понтера, так что сначала Мэри видела его широкую спину и то, что под ней, а потом его столь же широкую грудь и всё, что было под ней. Она видела эмиттеры лазерных лучей на одной стороне камеры, и яркие точки на противоположной: лучи проходили сквозь тело Понтера, словно его и не было, по ходу уничтожая, насколько понимала Мэри, любые инородные биомолекулы.
Это заняло несколько минут — Понтер повернулся вокруг себя несколько раз, пока процесс не завершился. Мэри изо всех сил старалась не опускать взгляд. Понтер совершенно не стеснялся. В прошлый раз она видела его голым при тусклом освещении, но сейчас…
Сейчас он был ярко освещён, словно актёр в порнофильме. Почти всё его тело покрывал тонкий светлый волос, брюшные мышцы были крепкими и рельефными, мускулистая грудь была больше, чем у Мэри, а…
Она отвела взгляд; она знала, что не должна пялиться.
Наконец, с Понтером закончили. Он вышел из камеры и жестом пригласил в неё Мэри.
И внезапно сердце у Мэри подпрыгнуло. Да, ей рассказали о подробностях процедуры деконтаминации, но…
Но ей не приходило в голову, что во время процедуры Понтер будет её видеть. Конечно, она могла просто попросить его отвернуться, но…
Она сделала глубокий вдох. Будучи в Риме, веди себя как римляне…
Она расстегнула блузку и засунула её в ту же корзину, что и Понтер. Она сняла с себя чёрные туфли и, после утвердительного кивка Понтера, также положила их в корзину. Потом сняла брюки и…
И осталась в кремовом лифчике и белых трусиках.
Если лазеры могут удалить бактерии и вирусы прямо из-под кожи, то нижнее бельё им наверняка не помешает, но…
Но её нижнее бельё, и вся остальная одежда, её сумочка, её чемодан должны быть подвергнуты акустической чистке и облучены интенсивным ультрафиолетовым излучением. Лазеры отлично справлялись с микробами, однако они были недостаточно мощны, чтобы избавиться от гораздо бо́льших по размеру клещей, которые могут прятаться в складках ткани. Как сказал Понтер, после всеобъемлющей чистки все вещи будут им возвращены.
Мэри потянулась за спину и расстегнула лифчик. Она вспомнила, что в колледже проходила карандашный тест[92], но те дни ушли безвозвратно. Её грудь обвисла. Мэри машинально скрестила руки на груди, но была вынуждена опустить их, чтобы снять трусики. Она не могла решить, будет ли приличнее повернуться лицом или спиной — в любом случае взгляду открывалось слишком много плоти не слишком презентабельного вида. В конце концов она развернулась и быстро стянула их, снова выпрямившись так быстро, как смогла.
