Такое мне и в голову не приходило.
Мне казалось, я один попал в этот переплет.
Но здесь оказался еще один — в том же плачевном положении, что и я!
Ни на секунду я не допускал, что он, в отличие от остальных, способен меня видеть — и в то же время остается частью их мира. С того самого мгновения, как он швырнул меня через вестибюль, я не сомневался — мы с ним попали в одну переделку. Но чувствовал он себя при этом, казалось, до странности непринужденно. Как будто все вокруг — один большой бал. А он — его распорядитель. Потом мужчина все же направился прочь.
Когда он стал нажимать кнопку лифта, я вскочил на ноги, недоумевая, зачем он это делает. Ведь для него лифт не мог остановиться, если им управлял человек. А так оно, разумеется, и было.
— Эй, постойте! Подождите минутку…
Тут лифт открылся. В кабине стоял пожилой мужчина в мешковатых брюках.
— Я был на шестом, мистер Джим. Слышу вас — и тут как тут.
Пожилой подобострастно улыбнулся мужчине в плаще, которого, оказывается, звали Джим. А этот самый Джим снисходительно похлопал приятеля по плечу.
— Спасибо, Дэнни. Поднимемся в мою комнату.
Я направился к ним, но тут Джим легонько пихнул Дэнни и с неприязненной гримасой на лице указал в мою сторону.
— Наверх, Дэнни, — приказал он.
Дверцы стали закрываться. Я подбежал к лифту.
— Эй! Подождите секундочку. Моя фамилия Винсокки. Альберт Винсокки. Как в той песенке. Ну, вы-то ее знаете. «Поднажми, Вин…»
Дверцы захлопнулись прямо у меня перед носом.
Я был просто в отчаянии. Единственный (единственные, тут же сообразил я), кто способен меня видеть, — и вот они исчезают… Быть может, я их уже никогда не найду.
Я, правда, был в таком отчаянии, что чуть было не упустил простейшую возможность проследить за дружной парочкой. Потом я все же поднял глаза к указателю этажей, где стрелка поднималась все выше, выше, выше — пока не замерла на отметке десятого этажа. Подождал, пока спустится другой лифт — с теми, кто не мог меня видеть, выбросил оттуда лифтера и поднялся сам.
Пришлось обследовать чуть ли не все коридоры десятого этажа, пока за одной из дверей я наконец не услышал знакомый голос.
Джим говорил:
— Еще один новенький, Дэнни. Хам, совершенно несносная низшая форма жизни.
А Дэнни ответил:
— Ага, мистер Джим. Хорошо мне тут сидеть вас слушать. Со всякими словечками учеными- Ох, и хлебнул я горя, пока вас не встретил. Ну, вы сами знаете.
— Да, Дэнни. Знаю, знаю. — Такого покровительственного тона я в жизни не слышал.
Понимая, что сам он дверь ни за что не откроет, я отправился на поиски горничной. Связку ключей она держала в кармашке передника и даже не заметила, как я их оттуда взял. Потом я направился было к комнате, но вдруг остановился.
И призадумался. А подумав хорошенько, вернулся обратно к лифту. Потом спустился вниз и проник в кабинку, где оплачивались счета и хранилась наличность. Там, в одном из выдвижных ящичков бюро, я и нашел, что искал. Сунув находку в карман пальто, я снова поспешил наверх.
У двери я помедлил. Да, их болтовня по-прежнему слышалась. Тогда я отпер дверь и вошел.
Стоило мне распахнуть дверь, как тот, которого звали Джимом, вскочил с кровати и заорал:
— Что тебе здесь нужно? Убирайся к черту, или я тебя выкину!
И он двинулся ко мне.
Тогда я вытащил из кармана то, что добыл в ящичке кассы, и направил ему в голову.
— Сядьте, пожалуйста, мистер Джим, где сидели — и ничего плохого не случится.
Он как-то очень театрально поднял руки и стал пятиться, пока не дошаркал до кровати и не плюхнулся на нее.
— Пожалуйста, опустите руки, — вежливо попросил я. — А то прямо как в плохом фильме.
Его руки сами собой опустились.
Дэнни глянул на меня.
— Чего это он такое делает? А, мистер Джим?
— Не знаю, Дэнни, не знаю, — медленно и как бы в раздумьи проговорил Джим. А сам не спускал глаз с дула «бульдога». В глазах плескался неприкрытый страх.
Я весь дрожал. Отчаянно старался держать пистолет потверже, но он все равно ходил ходуном, словно меня штормило.
— Немножко волнуюсь, дружище, — сказал я отчасти ему на заметку, а отчасти убеждая себя самого, что именно я владею ситуацией. — Но только не стоит совсем меня доводить.
Обхватив колени руками, Джим сидел как вкопанный.
— Я уже целых две недели с ума схожу. Собственная жена не может меня увидеть или хоть как-то почувствовать.
И на улице — тоже никто. Как будто я умер… А сегодня я нашел вас двоих. Вы единственные, кто подобен мне! И я хочу, чтобы вы мне объяснили, что все это значит. Что со мной случилось?
Дэнни вопросительно посмотрел на мистера Джима, потом снова на меня.
— Он что, мистер Джим, совсем псих? Хотите я ему отвешу пару жареных? А, мистер Джим?
Старику нипочем бы это не удалось.
И Джим, надо отдать должное, понял.
— Нет, Дэнни. Сиди где сидишь. Человеку нужна коекакая информация. Пожалуй, только к лучшему, если я ему эту информацию предоставлю. — Он взглянул на меня, и лицо его сморщилось, словно губка.
— Моя фамилия Томпсон, мистер… гм… э-э, как вы сказали?..
— Винсокки. Альберт Винсокки. Знаете, как в той песенке. — Ах да. Мистер Винсокки. Итак, мистер Винсокки, — былая уверенность и насмешливая манера возвращались к Томпсону, стоило ему понять, что он имеет надо мной преимущество по крайней мере в информированности, видите ли, причина вашего теперешнего состояния неявленности весьма сложна. На самом-то деле вы, как вам уже известно, вовсе не иллюзорны. Это оружие, к примеру, могло бы меня убить. И если бы нас, скажем, переехал грузовик, мы были бы мертвы… Боюсь, я не смогу дать вам какое-либо научное объяснение. Да и не уверен, есть ли оно вообще. Скажем, так…
Он скрестил ноги, а мой пистолет наконец перестал прыгать. Томпсон продолжил:
— Видите ли, мистер Винсокки, в настоящее время в мире действуют некие силы. Силы, делающие нас точными копиями друг друга. Силы, лепящие нас по единому шаблону. Вы идете по улице и на самом деле не видите ничьих лиц. Безликий, вы сидите в кинотеатре или, скрытый от любого взгляда, смотрите телевизор в вашей унылой гостиной. Когда вы платите по векселю или за проезд — вообще когда разговариваете с людьми, — они смотрят только за своей работой, но не на вас.
И вот у некоторых из нас это заходит еще дальше. В течение всей нашей жизни мы так неприметны в общей среде — можно сказать, как дурнушки на балу, — что, когда те силы, что лепят нас по единому шаблону, потрудятся достаточно, чтобы взять нас с потрохами, мы просто пуфф! — исчезаем для всех окружающих. Понимаете?
