Он представил себе здание отеля, в котором он сейчас находился. Стены, потолки, полы словно исчезли, и тела спящих людей как бы повисли в пустом пространстве. Они окружали его со всех сторон, правильными рядами, одно за другим, и он сам был только маленькой точкой в этой решетчатой конструкции из человеческих тел. И вот в один прекрасный день кто-то неизвестный, чьих побуждений он никогда не узнает, подаст знак, и все эти спящие люди откроют глаза, повернут к нему головы и устремят на него взгляды, полные ненависти и страха, - на него, ученого-изменника, человека, справедливо приговоренного к смерти за то, что он обмолвился и выдал часть тайны другому человеку, который и без того давно уже знал эту тайну. И в этих ненавидящих глазах он не увидит ни капли жалости, ибо нет возможности объяснить этим людям, что тайна, внушающая им такой страх, давно уже стала общеизвестной.
Согласится ли он на эту работу или нет, но в глазах людей закон может превратить его в колдуна, плененного колдуна, лишенного колдовской силы. Впервые в жизни, лежа на кровати в холодном поту, Эрик понял ощущения таких людей, как Коперник. Инквизиция не умерла. Она глубоко внедрилась в жизнь. Ты можешь быть ее сторонником или противником, но она все равно следит за тобой.
В этот момент Эрик ненавидел свою профессию - то, что он всегда любил больше всего на свете. Ему уже не хотелось быть физиком. Он с радостью выбил бы из своей головы все знания, до мельчайшей крупицы. Его знания для него - как черная кожа в день линчевания. Он совсем одинок. Ему было страшно.
Эрик закрыл глаза и провел языком по пересохшим губам, стараясь отогнать непрошеные мысли. Он заставил себя вспомнить о том, что вчера решил согласиться на любое предложение, а цену своим убеждениям он определил еще в те минуты, когда тщетно пытался согреть холодеющие руки Фокса. Эрик резко сбросил с себя одеяло и встал.
Часы показывали половину десятого. Эрик направился было в ванную, чтобы принять душ, горячий, обжигающий тело душ, но затем решительно вернулся к постели и взялся за телефонную трубку. Его так быстро соединили с Хьюго, что, когда он услышал знакомый голос, сердце его замерло. Он понял, что ждет от Фабермахера утешения. Из всех знакомых ему людей только Фабермахер может понять его чувства.
- Мне нужно поговорить с вами, Хьюго. Когда можно вас повидать?
Хьюго помолчал.
- Вы о Фоксе, Эрик? Я только что прочел об этом в газетах.
- И о Фоксе тоже. Когда это случилось, я оказался при нем.
- Я рад, что вы были с ним, - медленно произнес Хьюго. - Он очень страдал?
Эрик криво усмехнулся.
- Он от этого и умер, - ответил он. - Можно к вам зайти сегодня?
- Я могу позавтракать с вами.
Они условились встретиться в час, и Фабермахер повесил трубку. И только в эту минуту Эрик осознал, что он совершенно забыл о своей неприязни. Разве мог он его возненавидеть, любя столько лет? Он назначил ему встречу, движимый гораздо более сильным чувством, чем обида, но это новое чувство было острее. Оно вдруг снова залило его такой горячей волной, что он ужаснулся своему поступку. Утренний кошмар постепенно рассеивался, и Эрик проклинал себя за то, что, поддавшись панике, сам же напросился на встречу, которой хотел непременно избежать. Он яростно бранил себя за отсутствие всякого самообладания.
Эрик снова встал, но в эту минуту зазвонил телефон. Тони приглашал его к себе пить кофе. Лили тоже собиралась прийти.
- Хорошо, - сказал Эрик. - Но я обязательно должен вернуться к часу.
Выйдя из ванной, он заметил под дверью желтый конверт. Это была телеграмма от Сабины:
"Приеду в час тридцать. Целую".
Он долго смотрел на телеграмму, потом медленно скомкал ее. Им овладело ощущение покорной безнадежности. Никто в этом не виноват, злиться не на кого. Это даже нельзя назвать роковым совпадением - ведь он же знал, что она сегодня приедет, и если уж кто виноват, так только он сам - зачем он заварил эту кашу, позвонив Хьюго. Ну что ж, подумал он устало, все равно встреча была неизбежна. Так пусть лучше уж она произойдет по его инициативе.
Когда Эрик пришел к Тони, Лили там не оказалось; Тони сказал, что она не придет. Он был хмурым и рассеянным, и Эрик предложил отменить завтрак. Тони не согласился, но быть любезным хозяином ему так и не удалось. Эрик старался разузнать что-нибудь о Хольцере, но Тони, казалось, плохо слушал, что ему говорил гость.
Внезапно его словно прорвало:
- Хоть бы она придумала какой-нибудь приличный предлог, а то заявила, что у нее страшно болит голова и она не может прийти ко мне завтракать, а через десять минут ее уже не было дома. Она, должно быть, считает меня полным идиотом!
- Слушайте, Тони, вы, вероятно не знаете...
- Я все знаю! Конечно, она с ним. До своей поездки в Рено она виделась с ним всего дважды. Только два раза - и вот, пожалуйста! По-видимому, они все время переписывались. Хоть бы подождала, пока мы обвенчаемся!
Эрик расхохотался, но Тони, по-видимому, было не до шуток.
- Я говорю совершенно серьезно. Если бы мы были женаты, я бы иначе к этому относился. Ей понадобилось пятнадцать лет, чтобы бросить Дональда, и то это произошло только потому, что он решил жениться на своей секретарше. Если б мы с Лили были женаты, я бы по крайней мере знал, что она от меня не уйдет. Да, вы, конечно, правы, я ничего толком не знаю. А почему вам нужно вернуться к часу?
- Я условился встретиться с Фабермахером.
- Я увижусь с ним завтра. Мы завтракаем с Сэйлсом.
При упоминании имени члена конгресса Эрик резко поднялся.
- Разрешите мне позвонить от вас, Тони. Мне кое-что пришло в голову.
Он прошел в спальню и позвонил секретарше Хольцера.
- Говорит Эрик Горин, - сказал он. - Простите, не сможете ли вы мне помочь? Я хотел бы разыскать мистера Тернбала.
- Кого? - секретарша была искренне удивлена.
- Тернбала из Американской машиностроительной компании. Я не знаю, должен ли он быть у сенатора, но, может быть, вам случайно известен его вашингтонский адрес?
- По-моему, я никогда не слышала этого имени, доктор Горин. Возможно, сенатор встречался с ним, но он никогда мне об этом не говорил.
Эрик поблагодарил и повесил трубку.
- Тони! - крикнул он в соседнюю комнату. - Вам что-нибудь известно о моем закадычном друге Арни О'Хэйре?
Тони остановился в дверях.
- Он был бригадным генералом вашингтонской армии. Очень ловкий и напористый субъект. Не знаю, что он сейчас делает, но он тут, в Вашингтоне. Живет он, по-моему, в отеле "Ритц-Карлтон".
Набирая номер Арни, Эрик ядовито улыбался. Не давая О'Хэйру времени опомниться, он сказал:
- Арни, я зайду к вам сегодня днем. Какой час вам удобнее?
