Разом, как по чьей-то команде, на просеку высыпало множество рыжих белок. Быстрыми огоньками переметнули они через траншеи, взлетели на завал, на котором сидели десантники, и исчезли в плотной зелени.
Но одна из белок отстала, ковыляя и таща обессиленный хвост, оставляя за собой на черной земле длинную бороздку.
– Подраненная, – заметил Спартак.
– Так я сейчас! Помогу ей, мигом! – крикнул Остап и кинулся на просеку.
Рыжий комочек метнулся от него. Но Остап ловко упал, вытянул руки и умудрился схватить белку. Но тотчас вскочил, истошно крича. Подранок же мчался, забыв о собственной боли.
Но Остап не забыл. Вернулся, тряся окровавленной правой кистью:
– Укусила, безмозглая! Словно девка нецелованная!
Укус был серьезным, кровь текла ручьем. Появилась девушка-санинструктор. Сумка с красным крестом через плечо. Сделала пострадавшему перевязку по всем правилам полевой медицины и ни разу не улыбнулась Остапу, когда тот грозил всему нецелованному кусачему племени. Ребята подтрунивали над ним, а Спартак мрачно заметил:
– Подвел ты меня. Думал, операция без потерь прошла, а ты…
На просеку выскочили зайцы. Раздалось улюлюканье и крики:
– А ну, заяц, погоди!
– Остап! Лови!
Зайцы опешили от криков, заметались, словно путали следы на черной вспаханной земле, потом помчались все разом, как спущенная со свор стая собак, и исчезли в завалах.
И только после этого на просеку выскочили олени. Рогатые самцы, а за ними ланки с оленятами. Они бесстрашно, казалось, бежали на десантников. На самом же деле, обезумев от страха и удушливой гари, наполнявшей воздух. Десантники посторонились, чтобы дать стаду пройти. Изящно взяв барьер из поваленных стволов, пятнистые животные слились с таежной зеленью.
Немного в стороне через просеку ковылял миша в опаленной местами шубе.
– Михайло Потапыч! Милости просим! – кричал Остап.
– Уймись ты, подранок, – цыкнул на него Спартак. Но Остап заорал еще громче:
– Хлопцы, зырьте! Наш, в тельняшке!
– Тише ты, дурило! Спугнешь, не поймаешь!
– Иди бери голыми руками, как бельчонка, – слышалось с разных сторон.
– Его нельзя. Он в Красную книгу записан. Никак, уссурийский тигр, – отозвался за Остапа Спартак.
Никто не испугался могучего зверя. Легко перескочил он через завал, вильнув полосатым хвостом, и вышел на просеку, осторожно, по-кошачьи грациозно ставя лапы на черную землю, словно боясь их запачкать. Величественно продефилировал он мимо десантников, совершенно игнорируя их присутствие.
– Ишь зазнался, полосатый! Тельняшка-то твоя как у зебры!
Тигр не понял, не оскорбился и не оглянулся.
– Сдается мне, что есть еще один зверь, записанный в Книгу, – заметил Спартак.
– В Красную?
– Нет, скорее в Черную. Только не знаю, где его найти, как следствию помочь.
– Сам найдется, – заверил Остап. – Подсуетится, подсуетится, да к нам и выйдет о двух ногах, как миленький.
– Как бельчонок подраненный. Ты его и возьмешь здоровой рученькой, – послышались голоса десантников.
– Ладно вам, пустобрехи. Вас бы так кусанула.
Но никто «о двух ногах» не вышел на Новую Просеку, не оставил следов на черной полосе, которые так тщательно изучают на границе ее стражи в зеленых фуражках.
Хромой был где-то далеко.
Генерал обходил отряды.
Спартак выскочил перед ним, приложив руку к берету:
– Разрешите доложить, товарищ генерал. Задание выполнено.
– Потерь нет? – спросил Хренов.
– Есть один раненый.
– Что? Укрылся плохо? Комом или веткой задело?
– Никак нет, товарищ генерал. Бельчонок укусил.
– Ладно, не тигр, – улыбнулся генерал.
Едва Хренов обошел свои отряды, как подоспел Огонь.
С шипением, с дымовой завесой, как бы посланной с ветром вперед, шел Огонь в атаку на дерзких людишек, издали душа их гарью.
И затрещали в тайге залпы невидимых ружей, заухали взрывы лопающихся стволов, взвивались огненные фонтаны, как от разорвавшихся снарядов. Стихия огня рванулась вперед и налетела… на пустоту. И замерла, кружась в ярости на месте. Хотела захватить завалы поверженных деревьев, но, присыпанные землей, они не желали загораться. Побежали было, как по бикфордовым шнурам, струйки дыма по оставшимся кое-где линиям жухлой травы, но скоро сникли, зачадили. И тогда в бессильной злобе огненная стихия попыталась опалить лютым жаром людям лица, задушить отравленной гарью и дымом этих дерзких ребят в тельняшках. Но те только посмеивались, отплевывались и чихали. Чихали на Огонь!
И не смогла пройти Огненная Злость через преграду Заботы, не прорвалась к Великой таежной стройке.
И в полном уже бешенстве бессилия ринулся пожар вместе с переменившимся ветром на восток, словно хотел отомстить обманувшему его Хромому. Но догнал ли?
Тамара пришла ко мне на дачу, как обещала, со Спартаком и Остапом, получившими внеочередные отпуска.
Остап, знакомясь, уверял меня, что он специалист по всему внеочередному (может быть, он имел в виду наряды?) и необыкновенному.
– Вот Тамара-то у нас! Она необыкновенная! Вы зажмурьтесь и подумайте. «Идзе»! Так обыкновенная грузинская фамилия кончается. Но Тамара-то ведь не ИДЗЕ! Клёве? Потому и пожар у нее на холсте как заправский. Обжечься можно.
– Мы сравним, – сказал я. – Этот камин у себя в комнате я сложил сам. Мы разожжем дрова. Сейчас найду спички.
– Не надо, – остановил меня Спартак. – Там, на таежном пожарище, нашли обугленные человеческие кости и котомку с несгораемым контейнером.
– В нем что-нибудь было?
– Да. Томик Игоря Северянина. «Королева играла в башке замка Шопена». Еще корни женьшеня и вот это. – И он протянул мне пластинку. – Кладите под дрова и ударьте ее поленом.
Я так и сделал. Пластинка съежилась, как живая, и воспламенилась. Дрова разгорелись.
– Теперь рассказывайте, – приказала мне «княжна» Неидзе.
И я рассказал им все, что «услышал» от «говорящего холста».
– Услышал от холста? – спросила Тамара, когда я кончил. – Значит, и про Спартака и Остапа это он вам наговорил? Нет, я ведь сама что-то там вспоминала о них. Но вот про Хромого!..
– Откуда вы узнали, что он хромой? – спросил Спартак.
– А это не так? – осведомился я.
– Дело в том, что среди обугленных костей сохранился великолепный заграничный протез. Так что лады тут у вас. И про генерала нашего и про профессора тоже похоже, – как бы вслух думал Спартак. – Ну, тридцать три богатыря – это для краски…
– А сам, то есть генерал Хренов, он не придет сюда? – забеспокоился Остап.
