Просто выбить Плантагенетов не помогло бы, ему была нужна их сила, мана, чтобы добавить к своей. Так было, когда выступили вы. Он использовал очень специфические инструменты, которые его дед принес с собой в своем оригинальном челноке из Оранжевой линии, чтобы проследить свойства по всей Сети — и нашел вас. Я знаю, вы просто рыбак, вы ничего не знали о Плантагенетах, но линии вероятности концентрировались вокруг вас. Он намеревался использовать вас как головную фигуру в восстановлении стабильности Новой Нормандии, позволив вам разрушить свою мощь в безнадежной войне, а затем предложив бегство. Ценой было ваше согласие на его старшинство.
Свою первую ошибку он совершил, когда тайно арестовал шефа Имперской Безопасности, барона ван Рихтгофена. У Манфреда есть друзья; мы не были удовлетворены историей Рузвельта о внезапном приступе. И все-таки он был мягкосердечен или боялся разрушить слишком много важных жизнеспособных линий в Империуме. Он должен был убить его и меня тоже. Но он не сделал этого.
Они вытащили меня из камеры, где я был, через несколько часов после того, как он отбыл с вами на свою операцию в Распаде. Мы пытались последовать за вами, но разразился шторм, и мы с трудом смогли вернуться.
Когда Рузвельт не вернулся, мы начали поиски. Наши инструменты «накололи» его в Новой Нормандии. Когда я прибыл, все уже закончилось — как вы знаете. Мы не нашли следа Рузвельта. Я предположил, что он был убит в битве. Вам повезло самому остаться в живых.
В версии Байярда о происшедшем было несколько дыр, но все в целом было верно. Это перекрывало основные точки и, кажется, удовлетворяло всех. Со смертью Рузвельта шторм затих сам собой. Больше не было поганок, растущих в архивах. И Имперские посредники быстро утихомирили Новую Нормандию при помощи свободного парламента.
Но существовало еще что-то, беспокоившее Байярда. Когда я покинул госпиталь, он показывал мне город, брал меня на концерты и в рестораны, закрепил за мной прекрасную квартиру до тех пор, пока она меня устраивала. Он не думал возвращать меня домой, об этом не думал и я. Как будто мы оба ждали, пока что-нибудь значительное не повиснет надо всем.
Мы сидели за столом на террасе ресторана в Упсале, когда я спросил его об этом. Сперва он пытался легко обойти этот вопрос, но я уставился ему в глаза, не отводя взгляда.
— Вы должны будете сказать мне рано или поздно, — заявил я. — Это зависит от меня, не так ли?
Он кивнул.
— В Сети еще чувствуется дисбаланс. Сейчас это не важно, но со временем он будет расти, пока не начнет угрожать стабильности Империума — и Р-И Три, и Новой Нормандии; каждой жизнеспособной линии континуума. Распад — это рак, который никогда нельзя сдержать в постоянных границах. Существует неполнота, и, как в электрической цепи, она стремится заполниться.
— Продолжайте.
— Наши приборы показывают, что оборванная линия концентрируется вокруг вас и меча Балиньор.
Я кивнул.
— Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в Ки Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей.
— Это не так просто. Семьсот лет назад одна ключевая фигура в предшествующей линии вступила в свод действий, которые закончились созданием холокауста. Стабильность никогда не будет достигнута, если вероятностные линии, что были прерваны тогда, не будут приведены к своему источнику.
Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
— Тогда я должен вернуться, — заметил я. — В Распад.
— Это ваше право, — ответил он. — Империум не пытается принуждать вас.
Я встал. Краски заката никогда не казались мне милее, отдаленная музыка — нежнее.
— Пошли, — сказал я.
Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они обстукали руками все вокруг, и мы, Байярд и я, пристегнулись.
— Наша цель — сформировать главную линию континуума, — пояснил Байярд. Я не сказал ему, что был там раньше.
Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
— Что произойдет потом? — спросил я.
— Надеемся на то, что, когда энергия Распада кончится, сам Распад немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в Сети.
Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут, прежде чем мы отметили приход и гудение двигателя стихло.
— Прибыли, — сказал Байярд и открыл люк.
Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало; джунгли и руины исчезли. Над зелеными лужайками к солнечному свету поднимались светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели женщины.
— Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, — заметил Байярд, — но у меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока не исчезнет челнок в мерцающем свете, и пошел вперед по окаймленной цветами дорожке навстречу голосу Иронель.
Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности, смотрел на Байярда через обширную поверхность полированного стола.
— Ваша миссия была успешной, Байярд, — сказал он тихо. — На этот момент субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились до отметки нуля. Опасность для Сети миновала.
— Я гадаю, — сказал Байярд, — что он чувствовал в эти последние секунды?
— Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения континуум сомкнулся, затягивая разрез. Уравнение вероятности удовлетворено. — Рихтгофен остановился на миг. — Почему? Вы видели там что-нибудь?
— Ничего, — ответил Байярд. — Просто туман, густой, как бетон, и тихий, как смерть.
— Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
Байярд кивнул и нахмурился.
— У вас еще что-то?
— Мы всегда держались мнения, что история неизменна, — произнес Байярд. — Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню историю об убийстве королем Ричардом барона Раннимеда. Я проверил источники, чтобы убедиться, и оказался неправ, конечно.
Рихтгофен задумчиво посмотрел на него.
— Идея в обычном чувстве знакомого… но оно иллюзорно, конечно, — бормотал он. — Этот король Джон встретил баронов — и подписал их Великую Хартию.
— Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
— Минуту — но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени Ричарда больше не было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза в 1199 году. — Он, казалось, задумался. — Забавно… ему вовсе не было нужды принимать участие в этой встрече — и после того, как он был ранен, отказался от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою.