— Гамас слишком сильный враг. — Он — уши Фал Сиваса. Я боюсь за тебя, Вандор.
— Не бойся, но, если это успокоит тебя, вспомни, что у Гамаса есть свои уши среди рабов. Дай рабыне знать, что я вовсе не хочу смещать Гамаса.
— Неплохая мысль, — сказала она. — Но я боюсь, многого этим не добиться. На твоем месте, выйдя в следующий раз из здания, я не вернулась бы. Ты выходил прошлой ночью, поэтому я думаю, что ты можешь уходить и приходить по желанию.
— Да.
— Пока ты не побывал на верхнем этаже и Фал Сивас не показал тебе свои секреты, тебе, вероятно, разрешат выходить из здания.
— Но я уже был наверху, — сказал я. — Я видел там много удивительного.
Девушка встревожено воскликнула:
— О, Вандор, ты погиб! Теперь ты никогда не покинешь этого ужасного места!
— Напротив, я уйду сегодня вечером, Занда. Фал Сивас дал на это согласие.
Она покачала головой.
— Не понимаю и не поверю, пока ты не уйдешь.
Ближе к вечеру Фал Сивас вызвал меня.
Он сказал, что хочет поговорить со мной о дальнейшем усовершенствовании двигателя. Разговор затянулся, и я не смог уйти. На следующий день он велел мне руководить в мастерской работами, и я снова не смог уйти. Так продолжалось вечер за вечером. И хотя мне не запрещали выходить, я начал чувствовать себя пленником. Однако меня очень интересовала работа в мастерской, и я не слишком задумывался над тем, как мне уйти.
С тех пор, как я увидел чудо-корабль Фал Сиваса и выслушал его рассказ об управляющем кораблем механическом мозге, он постоянно занимал мои мысли. Я видел, какие возможности для добрых и злых дел он дает.
Если человек, владеющий этим изобретением, добр, он может вызвать неслыханный расцвет Барсума, но я боялся, что Фал Сивас слишком эгоистичен и безумен, чтобы использовать свое изобретение для блага всего человечества.
Эти размышления, естественно, привели к вопросу, сможет ли другой человек управлять механическим мозгом. Я решил при первой же возможности проверить, будет ли он повиноваться моей воле.
В этот день Фал Сивас был в своей мастерской, а я работал с механиками. Огромный корабль находился в соседнем помещении. Я подумал, что теперь самое время для опыта. Бедняги, находившиеся со мной в комнате, все были рабами. Они ненавидели Фал Сиваса. Им было безразлично, что я делаю. Я был добр с ними и вселял в них надежду. Но слишком многие умирали в цепях, потеряв надежду на освобождение. Они были апатичны, и сомневаюсь, что вообще заметили, что я вышел из мастерской в помещение, где на лесах лежал корабль.
Закрыв за собой дверь, я подошел к носу корабля и сосредоточил свои мысли на мозге внутри него. Я приказывал ему подняться с лесов и потом опуститься на место, подумав, что если смогу это сделать, то смогу и все остальное.
Я не отношусь к слабонервным людям, но вынужден все же признаться, что мои нервы были напряжены, когда я следил за огромным кораблем, гадая, ответит ли он на мои мысленные приказания. Прошло лишь мгновение, но мне оно показалось вечностью, потом большой корабль, как будто поднятый невидимой рукой, медленно двинулся вверх. Задержавшись на мгновение в десяти футах над лесами, он снова опустился на них.
В этот момент за моей спиной послышался шум.
Повернувшись, я увидел в дверях Фал Сиваса.
Бесстрастность — естественное следствие уравновешенности. В этот момент я был благодарен своим предкам, наделившим меня удивительной выдержкой, позволившей мне не дрогнуть: я не знал, зашел ли Фал Сивас до или после того, как корабль уже опустился на леса.
Если после того, то он опоздал лишь на долю секунды. Лучше было вести себя так, будто он ничего не видел. Так я и поступил.
Стоя в дверях, старый изобретатель строго смотрел на меня.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он.
— Изобретение очаровало меня, оно завладело моим воображением, — ответил я. — Я зашел, чтобы еще раз взглянуть на него. Ты не говорил мне, чтобы я этого не делал.
Он в раздумье сдвинул брови.
— Может, и не говорил, но сейчас предупреждаю тебя: никто не имеет права входить в эту комнату без моего разрешения.
— Я запомню это, — согласился я.
— Для тебя так будет лучше, Вандор.
Я подошел к двери, но Фал Сивас преградил мне дорогу.
— Подожди, — сказал он, — может, ты проверял, повинуется ли мозг твоим командам?
— Откровенно говоря, да, — ответил я.
Я подумал, много ли он знает, много ли видел. Возможно, он играет со мной, оберегая свое знание, или, может быть, только подозревает и хочет убедиться в своих подозрениях.
— Ты пытался проверить, действует ли он по твоей команде? — спросил он.
— Кто, исключая глупцов, увидев это изобретение, не подумал бы об этом?
— Верно, — согласился он. — Это совершенно естественно. Ну что, удалось тебе?
Глаза его сузились в две зловещие щелочки. Казалось, он хотел заглянуть внутрь меня; несомненно, он пытался прочесть мои мысли, но это было невозможно. Я махнул рукой в направлении корабля.
— Разве он сдвинулся хоть на дюйм? — спросил я со смехом. Мне показалось, что я вижу удовлетворение на его лице, и почувствовал уверенность в том, что он ничего не видел.
— Интересно, однако, проверить, сможет ли другой мозг, кроме моего, управлять механизмами, — сказал он. — Допустим, ты попробуешь…
— Чрезвычайно интересный опыт. Я рад принять в нем участие. Что я должен делать?
— Это должна быть твоя собственная мысль. Если ты передашь мою мысль, мы ничего не сумеем проверить.
— Нет ли опасности, что я невольно поврежу корабль? — поинтересовался я.
— Думаю, что нет, — ответил он. — Тебе трудно осознать, как видит и мыслит сам корабль. Конечно, его зрение и мыслительные процессы чисто механические. Могу сказать, что именно благодаря этому они много точнее. Ты можешь приказать кораблю покинуть это помещение. Он не в состоянии будет сделать этого, поскольку большая дверь закрыта. Он может приблизиться к стене здания, но глаза увидят препятствие, передадут информацию в мозг, а мозг придет к логическому умозаключению. Он остановит корабль или, что более вероятно, прикажет ему поворачиваться так, чтобы глаза могли поискать безопасный выход. Но посмотрим, что ты сможешь сделать.
Я не собирался давать знать Фал Сивасу, что могу управлять его изобретением, поэтому старался думать о чем угодно, только не о корабле; я вспомнил виденные мною футбольные матчи, бои боксеров, вспомнил Восемнадцатый конкурс Красоты в 1893 году в Чикаго.