Роуэн намек проигнорировала.
— Это не проблема. Мы выбрали вас за ваши навыки в распознавании образов, а не за оперативные рефлексы.
— Ну ладно тогда. — Про себя он вздохнул. — А что насчет непосредственной сигнатуры?
— Прошу прощения?
— Если мы говорим о снижении уровня хлорофиллов, то, я полагаю, обыкновенные фотосинтезирующие вещества чем-то заменяются. Так чем? Надо ли мне искать какие-то новые пигменты?
— Сигнатуры у нас пока нет, — сказала ему женщина. — Сумеете ее выработать — замечательно, но мы на это не надеемся.
— Да ладно вам. Сигнатура есть у чего угодно.
— Верно, но в данном случае она может не проявиться до тех пор, пока эта штука не размножится до эпидемической концентрации. Надо поймать ее до того. Ваши лучшие помощники — это косвенные указатели.
— Я бы все равно хотел увидеть лабораторные данные. И саму культуру, естественно. — Ахилл решил запустить пробный шар. — И в этом деле большую помощь может оказать Элис Джовелланос. Она по образованию биохимик.
— У Элис еще мало опыта... — начал Лерцман.
Роуэн деликатно оборвала его:
— Никаких проблем, доктор Дежарден. Берите любого, кто может вам помочь. Но не забывайте о том, что статус секретности этого задания может поменяться. Отчасти он будет зависеть и от результатов вашей работы.
— Спасибо. А культура?
— Мы сделаем все, что сможем. По очевидным причинам распространение живого образца может стать нежелательным.
«Так-так».
— Начинайте поиск по береговой линии Н'АмПацифика. Мы полагаем, что воздействие микроба ограничено северо-западным побережьем Тихого океана. Скорее всего, где-то на территории между Гонкувером и заливом Кус.
— Пока, — добавил Дежарден.
— Мы надеемся, что с вашей помощью, доктор, ничего и не изменится.
Он уже видел все это раньше. Какая-то фарма потеряла контроль над очередной разработкой. Из-за землетрясения где-то треснул инкубатор, и сторонники корпоративной секретности с противниками сельскохозяйственного армагеддона долго гвоздили друг друга в каком-нибудь конференц-зале, а из руин битвы восстала Патриция Роуэн — на кого бы они ни работала, — чтобы сбросить все проблемы прямо на Ахилла. При этом, разумеется, она не дала нормальных инструментов для работы: ко времени, когда они снимут все молекулы с патентами на них, образец переданной культуры станет похож на 20 кубиков дистиллированной воды.
Ахилл не удержался и издал нечто среднее между смехом и фырканьем.
— Прошу прощения? — Роуэн выгнула бровь. — Вы хотите что-то сказать?
Мимолетная катарсическая фантазия:
«Да, у меня и в самом деле есть вопрос, мисс Роуэн. Может, вас вся эта хренотень возбуждает, а? Вы там не течете, когда без всяких причин зажимаете информацию такой важности? Должны. В смысле, какого черта тогда было перестраивать меня чуть ли не на молекулярном уровне? Зачем? Вы с помощью биоинженерии превратили меня в образец честности и неподкупности, но стоило вам облажаться, и вы решили, что Ахиллу-то доверять не стоит. Вы же знаете меня, Роуэн. Я неподкупен. Я не смогу действовать в своих интересах, даже если от этого будет зависеть моя жизнь».
В повисшей тишине Лерцман коротко и панически кашлянул, прикрыв рот кулаком.
— Извините. Нет. Никаких вопросов. — Дежарден постучал пальцем по запястнику, безопасно сложив руки под столом, и схватился за первый заголовок, выползший на экране имплантата. — Просто, знаете, забавное название. Бетагемот. Оно откуда?
— Библейское, — ответила Роуэн. — Мне оно никогда не нравилось.
Впрочем, Ахилл не нуждался в ответах на невысказанные вопросы. Он и так понял, что у корпа были весомые причины скрывать информацию; разумеется, она прекрасно знала, что он не может пойти против общего блага.
Зато сама Роуэн могла.
УДАРДля Кларк выбор между акулами и людьми оказался не так уж прост. Сделав его, она заплатила свою цену: теперь Лени скучала по темноте.
Ночь, пусть даже безлунная и облачная, пасовала перед возможностями рифтерских линз. На земле существовало очень мало мест, способных ослепить их. Светонепроницаемые комнаты. Пещеры и морские глубины, где нет биолюминесценции. И нигде больше. Роговичные накладки обрекли Кларк на вечную зрячесть.
Разумеется, она в любое время могла их снять. Довольно простая процедура, едва ли отличающаяся от замены обычных контактных линз. Но Лени уже очень смутно помнила, как выглядят ее глаза от природы: они были бледно-голубыми настолько, что зрачки почти сливались с белками. Вроде как смотреть в морской лед. Ей говорили, что взгляд у нее холодный и сексуальный.
Кларк не снимала линзы почти год. Она носила их рядом с друзьями, врагами и любовниками. Не снимала даже во время секса и не собиралась сбрасывать сейчас, перед незнакомцами.
Если ей хотелось оказаться во мраке, то приходилось закрывать глаза. В миллионной толпе беженцев это было не так-то просто сделать.
Лени нашла пару квадратных метров пустоты. Бежи съеживались под одеялами и хлипкими навесами поблизости, спали или трахались в темноте, которая им приносила хоть какое-то уединение. Как и говорил Амитав, они оставили ее в одиночестве и даже предоставили ей больше пространства, чем давали друг другу. Кларк лежала на крохотном пятачке песка, на своей собственной территории, и закрывала глаза, спасаясь от блистающей тьмы. Шел легкий дождь; гидрокостюм не промокал, но капли стекали по лицу, словно ласкали.
Лени уносило прочь. Ей показалось, что в какой- то момент она задремала, но, когда над головой дважды пролетели «оводы» — темные бесшумные эллипсы, слишком тусклые для невооруженных глаз, — Кларк их видела и каждый раз готовилась ринуться к океану, но дроны ее не замечали.
«Нет приказа, — подумала она. — Они видят только то, на что запрограммированы».
А может, Лени зря боялась, и сенсоры ботов не отличались особой тонкостью настройки, не видя ее имплантаты. То ли у тех была слишком слабая аура, то ли машины летели высоковато. Может, «оводы» не настолько глубоко проникали в электромагнитный спектр, и Лени суетилась зря.
«В тот первый раз я была совсем одна, — думала Кларк. — Весь пляж закрыли. Могу поспорить, в этом и дело. Они реагируют на посторонних...»
Как и Амитав. Он начинал ее серьезно беспокоить.
***
Старик появился у циркулятора на следующее утро с мертвым «оводом» в руках. Тот немного походил на панцирь черепахи, который Лени когда-то видела в музее, только его брюхо усеивали отверстия и торчащие инструменты. Бота раскололо по экваториальному шву, вдоль разлома шли черные кляксы.
