В этот момент справа бухнуло, и из-под соседнего вагона показались чьи-то валенки. Улыбнитесь, каскадеры! До вечера мой подвиг растиражировало еще человек пять…
А через неделю пятерых завалило углем в кочегарке — насмерть. И я, сидя в штабе дивизии за пишущей машинкой, подумал, до чего же мне повезло. В самый первый день, когда нас оформляли, подполковник из "строевой части" бухнул на стол машинку и спросил: кто умеет печатать? Я поднял руку. Пару часов постучал. И однажды за мной явился другой подполковник, из политодела. Пойдем, говорит. И я пошел. С тех пор в образцово-показательной первой батарее меня видели только ночью или на специальных мероприятиях типа "из автомата пострелять". Потом я еще неделю "отучился", когда приезжала комиссия округа, и из штаба убрали не положенных по штату писарей-рядовых. Иногда я приходил в казарму греться.
В штабе было холодно всю зиму, офицеры не снимали шинелей и грызлись с начальником тыла, который воровал из кабинетов электрические отопители "в целях пожарной безопасности". Плюс двенадцать это температура, когда при интенсивной работе на тяжелой механической машинке начинает идти кровь из-под ногтей. Но зато тут хватало материала для исследований. Человеческого материала. Жизнь приобрела некоторое подобие смысла. Уморительные и поучительные истории в штабе и вокруг него приключались ежедневно. И хотя я снова болел, да и эксплуатировали меня зверски, все равно тут было, на что посмотреть. И накрепко запомнить. Конечно, тоска иногда наваливалась и принималась грызть нещадно, но все-таки я избегал того, что поджидало в учебной батарее — отупения и озверения. И через полгода из учебки загремел в войска все тот же парень: веселый, острый на язык, практически не битый и совершенно не злой.
Прибытие сержантского пополнения в Бригаду Большой Мощности ознаменовалось глухим "пух-пух-пух" с верхних этажей казармы — засадил себе три пули в грудь молодой десантник. Якобы, от несчастной любви. На следующее утро началась пресловутая дедовщина во всей своей красе, с затягиванием поясного ремня по окружности морды, застегиванием крючка сквозь кожу на горле, реквизицией не положенных молодому бойцу материальных ценностей и прочими выкрутасами. А где-то на седьмой или восьмой день службы в ББМ сбылось то самое видение. Картинка, отпечатавшаяся у меня в сознании, наложилась на реальное действие. Совпала до мелочей. Грязный "умывальник", чеченец в тельняшке, какой-то разбор полетов, удар, я машинально ухожу и поднимаю вверх плечо…
Дедушка Советской Армии сержант Чадаев сам сильно удивился. Надумай он врезать мне еще разок, я бы уже не смог закрыться. Я стоял с вылупленными глазами и, кажется, слегка пошатывался. А Чадаев глядел на меня и пытался сообразить, что такое происходит с молодым сержантом, которому он не попал в челюсть. Я запамятовал, о чем был потом разговор, но точно помню: мордобой угас в зародыше. И между прочим, Чадаев в дальнейшем упорно избегал трогать меня руками. Видимо, произвели на него впечатление мои безумные глаза…
Между прочим, у меня с "дежа вю" — ощущением, что ты это уже видел, — были очень тесные отношения в молодые годы. Но "дежа вю" феномен весьма распространенный и довольно безобидный. Врачи-психиатры объясняют его сбоем при обработке входящей информации. Вам просто кажется, что вы уже "были здесь", "видели это". И вы сами обычно понимаете: ерунда, глюк.
Со случаями предвидения такого уровня, как у меня, объяснений нет и быть не может. Если, конечно, принять по умолчанию, что время линейно и всегда неумолимо движется вперед, от утренней зарядки к построению на завтрак и так далее.
Я же, как "лично пострадавший", больше интересовался не технологией феномена, а самим видением. Почему именно тот дурацкий загаженный "умывальник", а не что-нибудь другое? Я терялся в догадках.
Понадобилось долго прожить, чтобы отстраниться от армейских событий, все взвесить и понять: ох, недаром мне довелось увидеть именно ту картинку! Обычному человеку видения приходят, когда он впадает в измененное состояние сознания. Но так и вышло! Дважды за всю службу я перенес по-настоящему дикий стресс. Причем оба раза стресс был затяжной, он набирал обороты в течение целой недели, чтобы затопить меня целиком, по уши. Солдат-череп, только попавший в учебку, и молодой сержант, угодивший в ББМ — два очень похожих случая. Ровнехонько через неделю доходишь до кризисной точки, до пика стресса, когда либо вешайся, либо привыкай. И происходит некий прокол реальности. Из точки в точку — будто сложили пополам лист бумаги длиною в год и проткнули иглой посередине.
И сначала ты видишь свое будущее, а через полгода оно догоняет тебя.
Мало кто верит в эту историю. Слишком она смущает людей. А кто верит, тот ищет объяснение, строит версии, пытается разобраться. Без толку. Вы, дорогие мои, ничего не знаете о мире, в котором живете. И я ничего не знаю.
Поверьте, мне совсем не весело думать так. Я тоже живой и любопытный человек. Но если разок-другой-третий увидишь наше бытие с изнанки, в голову лезут суровые мысли. Первая из которых — а ну их на фиг, чудеса. Поставьте себя на мое место. Если у вас хорошее воображение, вы сможете. Закройте глаза и представьте.
Прыжки в неведомое слишком похожи на битье рогами в крепко запертые ворота. Пока я был молод, меня это забавляло. Тот армейский случай потянул за собой новые, раз в год-два. Сознание-то раскрепостилось. Правда, будущего я больше не прозревал. Но изредка, пребывая на тонкой грани сна и яви, заглядывал черт-те куда. Ничего любопытного с точки зрения обывателя там не было: в первую очередь, там не было Времени. Я приказал себе перестать глючить — и четко выполнил приказ.
Но все-таки, не попади я в армию, вряд ли бы со мной такое случилось вообще.
Майор Тяглов лежал, навалившись грудью на свой рабочий стол. Лицо у майора было сиреневое и опухшее, дышал он едва-едва, рывками. Из последних сил майор успел сорвать галстук и расстегнуть воротник рубашки.
Сходил, называется, поговорить с начальством. Поговорил — и сполз по стене прямо в штабном коридоре. Хорошо, дневальный рядом оказался, подхватил майора и принес на рабочее место.
Посреди кабинета стояли сослуживцы Тяглова, два подполковника — старший инструктор по организационно-партийной работе и заместитель начальника политотдела. Они разглядывали задыхающегося майора и вполголоса совещались, как с ним быть.
— Придуривается, — сказал "оргач". — На пушку нас берет, хе-хе.
— А вдруг нет? — возразил замначПО.
