Конечно же, эта четверка обращала на себя внимание. Животастый, в голубой безрукавке и желтых штанах битюг, поджарый спортивного вида стриженный под бокс, бдительно поглядывающий по сторонам парень с дипломатом, и Дунька с Ванькой - прямиком из замшелой глубинки, где еще, наверное, до сих пор пускали под откос фашистские поезда. Вскоре они нырнули в частный магазин, торгующий барахлом, и когда вышли оттуда, Дунька с Ванькой преобразились. Теперь они были в безрукавках, джинсах и кроссовках.
Расплатился за всё, разумеется, Толян. Бумажник у него лежал в заднем кармане, и хотя карман этот был на молнии, выудить его оттуда было раз плюнуть. Антон указал на это.
- А ты на что? - отреагировал Толян.
Нет, раньше всё-таки воров боялись.
Метро поразило не столько своим великолепием, сколько обилием народа.
Проехав пять остановок, они вышли наружу и сели в троллейбус.
Что и говорить, город здорово преобразился. Это уже был совсем незнакомый город - гигантский, с массой взметнувшихся вверх белокаменных домов, со сверкающими под солнцем стеклянными витринами бесчисленных магазинов, яркими надписями, рекламными щитами, нескончаемыми автомобилями, а главное - с какой-то чудовищной массой народа. Дымили здоровенные, толстенные трубы, не трубы, а трубищи, автомобили исторгали сизый вонючий чад. Прибавьте к этому одуряющую жару... - и тем не менее город был волшебно красив. Антон, не отрываясь, восхищенными глазами смотрел в окно и чувствовал, как что-то огромное переполняет его грудь. Хотелось встать и во весь голос запеть что-нибудь хорошее, душевное. "Интернационал", например. Но он сидел и восхищенно молчал. Сказывалось чекистское воспитание.
Потом, сойдя с троллейбуса, они шли какое-то время по оживленной улице (везде один народ), затем свернули во дворы, где народу было чуть-чуть, попетляли между домами и остановились перед подъездом, из которого несло жареной рыбой.
Ремизова с Буханкиным оживились. Запах был свой, родненький, у них в коммуналке частенько жарили рыбу, да и Зинаида ею не брезговала.
- Сядьте в тенечке, - сказал им Толян, кивнув на лавку под деревьями, а сам с Шепталовым ушел в подъезд.
Ремизова с Буханкиным сели и сидели, оживленно болтая, полчаса, пока, наконец, Толян с Антоном не появились из подъезда.
У Антона, несущего заметно потяжелевший дипломат, светились глаза.
- Сто рублей нашел? - полюбопытствовал у него розовощекий Буханкин.
- Заткнись, шпана, - ответил Антон.
- Не приставайте к нему, - строго сказал Толян. - Человек при оружии. Может быстро и бесшумно отстрелить задницу...
Далее Толян свел Буханкина и Ремизову с нужными людьми, и уже Шепталову битый час пришлось сидеть на лавочке под жиденькой липой. Правда, ожидание его скрашивалось тем, что он порою, зыркнув глазами по сторонам - нет ли кого лишнего, приоткрывал дипломат и любовался новенькими пистолетами ПСС и СПП. Австрийский СПП был, конечно же, мастодонт, слоняра - необычный, хищный, с 30 патронами в магазине, но ПСС ему почему-то нравился больше, хотя магазин у него был поскромнее, всего лишь на 6 патронов. Может, потому нравился больше, что был красив, компактен, удобно ложился в ладонь, а главное - был свой, русский, стрелял кучно и бесшумно. Вот это, последнее, было просто каким-то чудом. Что еще очень радовало - имелись запасные магазины и просто патроны в коробочках.
Но вот появились Толян и Зинаида со Степаном, весьма оживленные. Похоже, уже обмыли удачное знакомство.
- Завтра же и начнем, - сказав это, грудастая Зинаида неожиданно чмокнула сидящего Антона в щеку и пропела: - Меня, несчастную, торговку частную, торговку частную ты пожалей.
Эх, времена. В открытую уже, сволочь, изгаляется. И что остаётся делать? Только утереться. Шепталов тяжело вздохнул и встал.
- Всё, Антошка, кончилось твоё время, - весело сказала Зинаида. - Отцарствовал. Настало моё да Степана. Верно, Степушка?
- Ты это, поаккуратнее бы, - вполголоса приструнил её Буханкин. - Вспылит человек, стрелять начнет. Кому от этого польза?
- Прекратили, - скомандовал Толян. - В брюхе пищит - значит, время обедать. Брюхо - самые надежные часы. Айда в ресторан.
Однако в ресторан они попали не сразу, Толян по дороге, раз уж вылез из берлоги, заходил то к кому-нибудь в офис, то на оптовую базу, решая свои вопросы. Гости его в это время уже привычно осматривали витрины, прилавки и вешалки, Зинаида в предвкушении близких барышей подбирала шмотки, которые она купит в первую очередь, Степан был более скромен и просто находился при ней, Антон же, которому однообразный товар быстро наскучил, вскоре перестал заходить и ждал их у входа. Однажды к нему, бдительный, как сто китайцев, лениво направился молодой милиционер с резиновой дубинкой. Кто его знает, что у него было на уме, но если бы он заставил Шепталова открыть дипломат, то тут бы свободе Антона и пришел конец. Кто бы поверил, что он чекист из далекого 1937 года. К счастью, появился Толян, которого мент, похоже, знал. Он сразу же сделал скучную физиономию и, развернувшись, пошел в обратную сторону.
Короче, в ресторан они зашли только в 15.05 и то через служебный вход, так как заведение закрылось на перерыв аж до 19.00.
Здесь Толян был свой человек.
Их отвели в отдельную кабину, дабы не мешали наводить чистоту в зале, и принялись кормить и поить такими лошадиными дозами, что и на роту солдат хватило бы. Дай Бог, если за три часа, что они там пробыли, была употреблена четвертая часть принесенного. Половину из этой четверти сожрал и выпил Толян. Шепталов, не привыкший есть много, позволил себе расслабиться, но вскоре понял, что переедает сверх меры, и дальше ел помаленьку, запивая вкуснейшим квасом с хреном. К спиртному он не притронулся - в чужой эпохе, гораздой на неожиданности, нельзя было расслабляться.
Кормили здесь, конечно же, язык проглотишь. Зинаида со Степаном, глядя на Толяна, жрали яко свиньи. Буженину с блюда брали пальцами, огурчики и оливки тоже, свиной бок и куриные ножки держали в пятерне, ложками из-под первого как в топку закидывали в рот то жареный картофель, то грибы под сметаной, то студень. Жирными лапами хватали рюмки с водкой, бокалы с пивом и высасывали это жирными губами, накидываясь затем на осетрину.
Смотреть на них было тошно, поэтому Антон и не смотрел.
Он вздохнул с облегчением, когда Толян, смачно рыгнув, заявил "Кажись, больше не лезет" и встал.
Они вышли опять же через служебные помещения в переулок, и первое, что увидел Шепталов в двадцати шагах впереди себя, была драка. Но драка необычная. Крепкий высокий парень размеренно бил кряжистого бронзового от загара человека то в корпус, то в челюсть. Удары были короткие, мощные, профессиональные, от которых любой другой давно бы уже был в нокауте, но кряжистому было хоть бы хны. Он не издавал ни звука, лицо у него было неподвижное, он лишь отступал чуть-чуть после каждого удара и, кажется, готовился ударить сам.
