— Я тебя про свет спрашивал? — ласковым, словно хирургический скальпель голосом, спросил Валерий Николаевич.
— Тебя же не было? Шеф сам меня вызвал, в связи с ночным происшествием…
— И ты, конечно, сразу ему все и выдал?
— Ну-у-у-у…,- затянул биохимик.
Далее произошла сцена, напоминающая воспитательный процесс, который турецкий подданный устроил Кисе Воробьянинову, за растрату общественных денег. В общем, Колобок униженно отвечал, а Мухин усиленно вытряхивал из него показания. И казалось еще чуть-чуть и Колобок совсем съежиться, скукситься и расплачется. Но тут произошло обратное. Сергей Иванович ответил на очередной вопрос, и Валерий Николаевич его внезапно отпустил и застонал. Только этого ему не хватало. Мало того, что он начальника ввел в курс дела, так Шубриков оказывается еще вчера позвонил в институт на кафедру самому профессору Гуревичу, и так его заинтриговал, что он обещал сегодня с утра заехать к ним.
— Сережа, ты знаешь, что такое микротом?
Сережа знал. Это была безумно острая штука, он сам делал на микротоме срез в три микрона, чтобы посмотреть клетки под микроскопом.
— Я бы тебя целиком на микротоме порезал, только чтобы узнать, есть ли у тебя мозговые клетки? Ты понимаешь, что ничего своим трепом, кроме негативной реакции не вызовешь? А?
Судя по выражению лица, Колобок это понял, но поздно. На улице был слышен недовольный голос начальника, приближающегося к дверям.
— Где Мухин, ёлки зеленые! — орал кому-то начальник, — Напился вчера с колобком, до чертиков. Колобок с утра инопланетян в морге ищет, а этот вообще на работу не вышел! Как появится, заявление на стол! Алкаши! Мать их! А за пропавшее тело всей смене писать объяснительные! Детский сад, ёлки зеленые!
Мухин побледнел, хотя вины никакой за собой не чувствовал. Ну, не расстреляет же его Маузер? Начальник судмедэкспертизы Маузер Эрих Евгеньевич был суров, по-немецки педантичен, до работы дотошен, ненавидел алкоголиков, поскольку сам был в жесткой завязке и не употреблял уже лет 15, но при всем своем занудном характере, ко всем относился по справедливости. Поэтому Валерий Николаевич знал, что ничего страшного на самом деле не произойдет. Но было неприятно. И где-то внутри засел мелкий такой жиденький страх, словно он на самом деле в чем-то провинился.
***
Галине Сергеевне в эту темную ночь не спалось. То ли потому, что в разговорах с внуком, она вспомнила дачу, на которой прожила все лето, и теперь скучала по ней в тесной городской квартире. То ли от того, что отвыкла за лето от постоянного шума автомобилей, снующих под окнами всю ночь. А может потому, что никак не могла вспомнить: Опустила она последнюю партию банок с помидорами в погреб, или они так и остались стоять на веранде под столом? Поэтому встала она рано, приготовила завтрак, накормила им дочку с зятем. Разбудила внука, чтоб не опоздал. И стала собираться на дачу. Конечно, грустно смотреть на отлетающую листву. На кучу жухлой ботвы уложенную в компостную яму. На поникшие ветки яблонь. Галине Сергеевне всегда было грустно осенью, она поддавалось осеннему настроению, и чувствовала, что сама увядает и умирает вместе с природой. Что ж, решила она, вот сейчас Васю в институт провожу и съезжу на дачу, прощусь с ней до весны. Заодно и проверю все ли на месте, не забыли ли чего…
— Ба. буль, ты ку…да со…шься? — спросил Василий с набитым ртом.
— На дачу. Мне кажется, я помидоры в погреб опустить забыла.
— Подожди меня. У меня две пары сегодня всего. Вместе и съездим, — сказал Вася, вспомнив про загадочную дачу соседа. Чего время тянуть? Сегодня её и проверю. Энэлометр только надо сейчас на зарядку воткну. Часа за три, он зарядится.
— А уроки, кто делать будет?
— Бабуль, разберемся. Вечером сделаю.
Галина Сергеевна неодобрительно посмотрела на внука, даром, что была бывшей школьной учительницей. Если бы не её старания и постоянный контроль, то расхлябанный, не собранный внук вряд ли набрал бы проходной балл в институт.
И ослаблять контроль Галина Сергеевна не собиралась…Но спускаться по шаткой лестнице с банками в погреб ей тоже не особенно хотелось. Да и прогулка по опустевшему дачному поселку вдвоем с внуком обещала быть не такой грустной.
— Ну, хорошо. Я тебя подожду. Но вечером никуда не пойдешь, пока уроки не сделаешь, — молвила Галина Сергеевна, убирая со стола посуду.
— Все, бабуль, я побежал. Пока!
Крикнул Василий уже с порога, и хлопнул дверью.
***
Михалыч угрюмо брел по дачному поселку, мельком посматривая, на теснившиеся друг к другу участки. Поселок на глазах пустел. Вот и Плаксины уехали, с грустью отметил он замок висящий на воротах. Душевный человек Татьяна, подумал Михалыч, про белобрысую хозяйку дачи. Если стопочкой наливки и не уважит, так хоть по душам поговорить можно. Выслушает всегда внимательно.
Больше всего Михалыча угнетало не отсутствие дачной обитательницы, а то, что он никак не мог вспомнить: кому он сегодня обещал забор починить? А значит созревший в голове план насчет похмелья, так планом и оставался, маяча зеленой тряпкой надежды на горизонте. Борька еще как на грех пропал. По понятиям, его очередь сегодня была проставляться. Ан, нет. Михалыч потрогал облупившуюся зеленой краски дверь, прикрытую на согнутый гвоздь, и понял, что Борьки дома нет. Даже заходить не стоит.
А куда заходить стоило, там никого не было. Так или иначе, а сторож знал всех жителей немаленького поселка если не пофамильно, то поименно. А какие были необщительны, и знакомиться с ним брезговали, те огороды он чаще всего и пропалывал. Заезжую шпану, что приезжала время от времени безобразничать Михалыч гонял, привлекая в помощь участкового. Городским бомжам, пытавшимся протоптать в зимнее время тропки на пустые дачи, он тоже спуска не давал. Словом, бдительно охранял вверенную ему территорию. Бдил и бдеть собирался еще долго, благо здоровье позволяло.
— Так. Это еще кто такой? — сам себя спросил Михалыч, вглядываясь в фигуру человека у дачи Семена Пихтова. В длиннополых плащах и шляпах тут из местных отродясь никого
не было. Поэтому, «эта глиста в шляпе» как обозначил незнакомца сторож, чужой. А раз чужой, значит кого-то ищет. Как-то странно он стоит за полметра до забора, словно боится, что тот его укусит. Ясный перец, не укусит. Да и собаки с той стороны нет. Только вот чудно это как-то. Если этот дом нашел, так чего не заходит? А может вор? Тогда чего стоит так нагло, а не прячется? Вон серая машинка на той стороне дороги, его наверняка…
— Эй! — позвал застывшего манекеном незнакомца Михалыч, — Ты, чьих будешь? Ищешь кого?
