— Владик, ты, пожалуйста, не обращай внимания на Юрика. Что он так… тебя отталкивает. Просто это сначала…
— Да всё нормально, — почти искренне сказал я. В принципе, я не соврал — всё и правда было почти нормально, если не считать моего так и не утолённого любопытства.
Я хотел ещё добавить, чтобы она не брала себе в голову, но в этот момент снаружи послышались шаги, шум, и девчоночий голос взвизгнул: «Юр!»
Тётя Лина улыбнулась и одними губами сказала со смесью ласковой насмешки и гордости:
— Нина… его девушка.
Я выглянул в коридорчик, не смог удержаться.
Утренняя девчонка стояла, сцепив руки на затылке Юрки. На крыльце виднелся и тот золотоволосый «мальчик–колокольчик» (он улыбался во весь рот), но главной в живой картине всё‑таки была девчонка. И то, как они с Юркой стояли, мне о них многое сказало.
И ещё больше запутало.
— Тёть Лин, — шагнув обратно, я вспомнил и решил выяснить этот вопрос — чтобы просто что‑то сказать, да и потому, что мне было правда интересно, — а что такое школьная практика?
Тётя немного удивлённо посмотрела на меня, даже нахмурилась. Потом улыбнулась:
— Две недели работы летом в школе — по четыре часа в день. Ученики с пятого класса обязаны отрабатывать.
— В каникулы?! — удивился я. Тётя Лина кивнула. — А какие работы?
— На участке приусадебном, с ремонтом помочь, — начала перечислять она, — в классах как следует убраться… дел вообще‑то много. У вас такого нет?
— Нет, — подтвердил я. — Ну… мы… в смысле, родители, деньги платят, на них нанимают, кого надо, покупают разное там… А сами — нет.
— То‑то и оно, что сами — нет, — неожиданно резко сказала тётя.
— Разве это неправильно? — мне захотелось не спорить, нет — просто на самом деле выяснить этот вопрос. — Ну вот честно — какая от нас помощь? Только под ногами болтаемся, разве нет? А нанять профессионалов — они же всё сделают быстрей, качественней…
— Понимаешь, Владик, — голос тёти стал грустным, — наверное, ты прав. Но меня вот в детстве учили, что школа — наш второй дом. Я как‑то в это верила… и до сих пор верю, если честно. А разве в доме не надо прибираться самому?.. Хотя… — она внимательно посмотрела на меня и не договорила. Но я понял и немного сердито ответил:
— Я у себя всегда сам убирался. А так да. Уборщица специальная приходит каждые два дня. Ну и что плохого в том, что и чисто — и человек заработать может?!
Я знал, что я прав. Без шуток прав. Но в моих словах было что‑то… что‑то, отчего моя правота становилась маленькой и какой‑то скользкой, как глист. А очевидная неправота тёти Лины почему‑то превращалась в правоту.
Она и не ответила. Только протянула руку и вдруг взъерошила мне волосы.
Я окаменел от неожиданности. А следующее, что я ощутил — были сладкие мурашки по всему телу.
Я спрятал глаза. Но это было ни к чему — тётя уже уходила по коридору…
Хотите почувствовать себя идиотом? То есть — настоящим, полным?
Представьте себе, что вы сидите в комнате один. А неподалёку от вас, в другой комнате, совершенно на вас не обращая внимания, куролесят ваши ровесники. А вы не можете к ним пойти, потому что… потому что робеете. И вы знаете, помимо прочего, что им до вас нет никакого дела. Вы им просто неинтересны. Что есть, что нет.
Вот тогда вы и ощутите себя идиотом высшей марки.
Бездна новых ощущений.
— Идиот! — подтверждая мои мысли, завопил ликующий девчоночий голос.
— Держи её, Ромка! — отозвался с хохотом мой кузен. Судя по всему, он оправился от своей загадочной боевой раны и сейчас веселился вовсю.
Я без наигрыша стукнул кулаком по столешнице. Нет, [email protected] обещавший мне хороший день, явно ошибся. Уже начинало темнеть, а я пока что ничего хорошего не видел. Хотя… я видел много интересного. И получил чудовищный заряд неутолённого любопытства. Может быть, именно это имелось в виду?
Кроме того, мне ужасно хотелось в туалет. Но почему‑то было стыдно туда идти, пока в доме эта девица.
Я вздохнул и, усевшись за стол, открыл книгу, которую, не глядя, прихватил из библиотеки. Естественно, это оказалась совершенно нечитабельная вещь — стихи Есенина. Я тихо зарычал и принялся остервенело листать страницы — так, что на лицо повеял ветерок. И вдруг…
Ну, вы знаете, как это бывает — глаз вдруг цепляется за слово, за строчку. И останавливается — словно якорем в берег.
А месяц будет плыть и плыть, роняя весла по озёрам…
Я вздохнул. Прислушался ещё раз к весёлому шуму «по соседству». И, найдя эти строчки, начал читать…
…Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище…
Я оторвался. Помолчал. И дальше читал вслух — тихо, но так, чтобы слышать себя. Я всегда хорошо читал стихи, хотя и не любил поэтов прошлых веков — казалось скучно…
— Весной и солнцем на лугу
Обвита жёлтая дорога,
И та, чьё имя берегу,
Меня прогонит от порога.
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зелёный вечер под окном
На рукаве своём повешусь.
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
А месяц будет плыть и плыть,
Роняя весла по озёрам…
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора…
Я отложил книгу. Положил на стол кулаки и тупо уставился на них.
Потом на кулак капнуло. Я мазнул рукой по глазам. Вот так. Второй раз за два дня. Приехали. Я ожесточённо подумал: «Уйду! Прямо сейчас уйду, убегу, не хочу, не могу больше!!!»
Это были неясные мне самому, бессвязные и острые до боли мысли. А в следующую секунду кто‑то тихо подошёл к двери моей комнаты с той стороны. Я понял, что это тётя Лина. Понял отчётливо, хотя и не знаю — как.
Уже позже — гораздо позже — я понял, что, войди в тот момент тётя Лина — и всё — вообще всё — пошло бы совсем по–другому. Она бы меня начала жалеть. Обязательно.
И я не простил бы этой жалости.
Но она постояла и отошла.
Я перевёл дыхание. Поднялся и подошёл к двери — запереть её. Но — сам не знаю, зачем — перед этим приоткрыл.
И буквально нос к носу столкнулся с Юркой и его приятелями — они шли по коридору, весёлые и переговаривающиеся между собой.
— А, привет, — вполне дружелюбно сказал длинноволосый Ромка. Как хорошему знакомому казал… и я ощутил толчок искренней благодарности. А эта самая Нина… Короче, он смерила меня таким взглядом, что мне чудовищно захотелось дёрнуть её за косу. Посильнее.
